Филип Дик - Разбитый шар

— Гриммельмана посадят, — сказал Джо Мантила. — Тяжкое уголовное преступление — уклонение от призыва. Его ФБР разыскивало.

— Вы знали? — спросил Джим.

— Нет, — сказал Ферд Хайнке. — Он нам не рассказывал. Но мы видели, что он чего-то боится. «Хорьх» у него был наготове, чтобы можно было смыться. Только не получилось у него.

— Да, классная была машина, — сказал Джо.

— А ты что думаешь? — обратился Джим к Рейчел. — Хорошая была идея?

— Нет. Ты про Гриммельмана? Нет, это была ошибка. Ведь они его все-таки взяли.

— А если бы не взяли?

— Но взяли же.

От переживаний лицо ее побледнело и вытянулось. Выбившиеся пряди волос падали ей на щеки и уши. Какой голодный вид у этой девчушки, подумал он. И какие чудесные глаза. Черно-фиолетовые, огромные, с длинными ресницами. Вот он и увидел, как она чего-то все-таки испугалась.

Я отдам за это все, что у меня есть, решил он. Сделаю все, что от меня зависит. Если они доберутся до этой семьи, я буду драться с ними. Я сделал выбор, и гнев переполняет меня.

— Они, конечно, могут сказать, что мы не муж и жена. Мы же соврали про то, сколько нам лет, и нам могут сказать, что брак недействителен. Я думала об этом. У них этот козырь против нас на руках. Они в любой момент могут к нему прибегнуть.

— Но вы — муж и жена, — сказал он.

— Правда?

— Да, — сказал он. — Ты и Арт — муж и жена.

Ее лицо, неистово живое, даже чуть округлилось, исчезла впалость щек. Он увидел, как это лицо разглаживается, как расходится по нему румянец. Увидел, как ее изнутри наполняет тепло. Чудесное тепло.

— Думаешь, прорвемся? — спросила она. — Ты правда так думаешь?

Они знают, что победа будет за вами, подумал он. Знают, что сами они обречены. Вы отказались от их слов, от их культуры, обычаев, их изощренности, их вкусов. От их ценностей.

И я вынужден примкнуть к одной из сторон. Они говорят детям: вы наши враги. Мы будем вас убивать. Мы уничтожим вас. А я говорю вам: если вы решили воевать с детьми, тогда вам придется бороться и со мной. Потому что я буду их защищать. Я увижу, как дети переживут вас.

Как-то январской ночью, в два часа, Джим Брискин проснулся от телефонного звонка. Он потянулся за трубкой, и рядом в постели зашевелилась и села Пэт.

— П-п-привет! — закричал ему в ухо Арт. — Здорово, Джим!

— Что, уже? — пробормотал он.

В комнате было темно, хоть глаз выколи, и холодно.

Пэт включила лампу.

— Началось? — спросил он, протирая глаза.

— Кажется, да, — сказал Арт. — Можешь подъехать?

Он оделся, сел в машину и поехал к дому на Филлмор-стрит.

Дверь ему открыл Арт.

— Каждые пять минут, — в отчаянии сказал он.

Джим вошел и позвал:

— Рейчел!

Она сидела в длинном розовом шерстяном халате на краю кровати, прижав руки к твердым бледным вискам.

— Да, — каким-то скрипучим голосом ответила она.

— Ей больно очень, — сказал Арт, подбежав мимо него к жене. — Поедем.

Джим поднял ее в чем была и отнес в машину. Через несколько минут они ехали в больницу.

Позже, когда они сидели в больничном зале ожидания, он подумал — а ведь такое у него впервые. Никогда он так не сидел и не ждал — не ждал, когда женщина родит ребенка. Он позвонил с телефона-автомата Пэт, чтобы сказать, как идут дела.

— Им, кажется, что-то дают, чтобы притупить боль, — сказал он Арту вернувшись.

— Н-н-ну да, — ответил Арт.

— Но нам-то от этого не легче.

Его собственное волнение не улеглось. Так вот что при этом чувствуешь. Помолчав, Джим сказал:

— Славная у тебя жена.

Арт кивнул.

— Тебе повезло, — сказал Джим. — Я таких, как она, не встречал больше.

За дверями больницы в темноте раннего утра ехали куда-то немногочисленные машины. Чтобы отвлечься, он подошел к выходу и встал там, засунув руки в карманы.

Одна из машин волокла за собой на прицепе огромный белый рекламный щит из папье-маше. Автомобиль упрямо тащил вывеску. Там были какие-то слова, выведенные громадными буквами — чтобы издалека видели.

Слова, подумал он. Даже здесь, в четыре часа утра, где читать пока еще некому, куда-то тащат эти слова. Так и ездят они по улицам. Кругами.

На миг ему показалось, что это реклама Полоумного Люка. Но он ошибся. Чья-то еще. Но вполне могла быть и его.

Он смотрел на рекламный щит. Слова зависли в воздухе. Все висят и висят. Нет, подумал он. Сюда вам нельзя.

И слова двинулись прочь.

«Прочь!» — приказал он.

Постепенно слова скрылись из виду. Он постоял у входа — чтобы убедиться. Слова исчезли. Он подождал, некоторое время смотрел им вслед — слова не вернулись.