Катарина Масетти - Парень с соседней могилы

Я приложил немало усилий, чтобы забыть все сказанное в тот раз Дезире. Суть ее ответа сводилась к следующему: она не может и помыслить («это просто уму непостижимо»), что отныне ей придется летом бегать по полям с едой и кофейным термосом для меня, а потом одной возить будущих детей в пансионат. Она любит свою работу и не без труда добилась там некоторых успехов, а как руководить детским отделом на полставки, она себе не представляет, не говоря уже о том, что половины жалованья библиотекаря будет хватать разве что на бензин и ей придется спрашивать у меня разрешения сходить подстричься. И она скорее сделает аборт, чем допустит Вайолет к воспитанию своих детей.

Когда Креветка договорилась до этого, я поставил на наших отношениях жирный крест.

А она продолжала зудеть о том, что у нас все хорошо и не нужно гнать лошадей. И у меня не было сил возражать ей.

Потом она заявила, что отцу тоже надо брать отпуск по уходу за ребенком и что она хотела бы летом путешествовать. Я даже не спросил ее, слышала ли она когда-нибудь про фермера, который берет такой отпуск или бывает летом свободен для путешествий. Только кивал головой… вроде китайского болванчика.

На другой день Креветка позвонила сказать, что была чересчур резка, и объяснила это предменструальным синдромом. В общем, она приедет в субботу и привезет чего-нибудь вкусненького на ужин.

Подобных предложений от нее еще не поступало. Бедная Креветка, она даже не поняла, что все кончено. Просто я закаляю себя, чтобы сказать ей об этом.

Я могла бы осторожно подвести ее ближе

и выловить сачком

почистить и выбрать все косточки

а потом насладиться ее вкусом

Но проклятая любовь…

сорвалась с крючка

У военных есть термин: «Положение наизготове». Это значит, нужно быть готовым выстрелить, пока противник не обошел тебя с тыла.

Мы с Бенни уже несколько недель находимся в таком положении. Остается лишь обнаружить противника.

Между нами случилось нечто, что я воспринимаю как начало конца. Когда именно?

Не будет преувеличением сказать: в нашу первую встречу.

Скорее, однако, слом наступил в тот вечер, когда Бенни выложил свои планы перестройки дома и финансовые расчеты, объяснив, что мне следует продать нашу с Эрьяном квартиру и уйти из библиотеки. Или, во всяком случае, взять там полставки.

Это вызвало у меня приступ удушья, своеобразной психической астмы. По сути дела, Бенни ткнул меня носом в действительность, которой я всячески сторонилась. Не то чтобы я совсем не думала о нас — думала, но в основном о наших «чувствах», о наших разногласиях. О том, не испарятся ли эти чувства по мере нашего узнавания друг друга. Ведь если нам не удастся сохранить чувства, утратит актуальность и проблема жилья.

Фактически я уговорила себя, что рано или поздно Бенни поймет: производство молока — дело слишком трудоемкое. При его золотых руках и знании моторов он запросто найдет работу в какой-нибудь тракторной фирме. И тогда можно будет подыскать жилье ближе к городу. А если ему позарез хочется оставить за собой фамильную усадьбу, можно было бы пока сдавать ее в аренду. В глубине души я знала, что мои расчеты основаны на самообмане: ярость, с которой Бенни налетел на меня осенью, когда я обнаружила его аттестат, подсказывала, что все гораздо сложнее, чем я думаю. Тем не менее я, как уже упоминалось, благополучно отстраняла от себя эту проблему. А тут прибежал Бенни и, виляя хвостом, положил ее мне на колени.

Когда он предложил в няньки Вайолет, мое терпение лопнуло.

Я без обиняков изложила ему свое видение ситуации. Выражаясь военным языком, я провела операцию по многократному уничтожению противника, но мне казалось важным в кои-то веки объяснить свою сторону медали. Сжигать за собой мосты я не собиралась, а потому горячо внушала Бенни, что не следует торопиться, что надо сначала углубить отношения, сформулировать потребности и выбрать среди них самые насущные, только так мы сможем приспособиться друг к другу, — в общем, я напоминала себе усталого семейного терапевта. Я пыталась соблазнить Бенни новыми перспективами. Может, ему захочется поездить со мной по свету (у него ведь никогда не было такой возможности)? Или получше узнать собственного ребенка, взяв отпуск по уходу и позволив мне одновременно заниматься любимым делом?

Он вроде бы соглашался с моими доводами — во всяком случае, задумчиво кивал.