Катарина Масетти - Парень с соседней могилы

Почему бы нам не продолжать в том же духе? Можно ведь жить каждому на своей звезде, оставаясь хорошими друзьями и весело проводя время, когда тебя начинает доставать одиночество… Разве нет?

Утром Сочельника я выбрался на скотный двор, постаравшись не разбудить Креветку. В хлеву я спел коровам осанну, вернее, третий голос из нее — единственное, что я умею, и умею неплохо.

Потом я хотел сделать Креветке сюрприз и подать в постель традиционную рисовую кашу. Так она, видите ли, меня обскакала! Не только уже проснулась, но заглянула в секретный пакет и обнаружила продукты, которые я купил на собственный страх и риск, пока она верещала про соду и пахту. Там были рождественские пряники, готовая каша в пластмассовой коробке и упаковка лутфиска [20](помимо всего прочего, Дезире искала вяленую треску и гашеную известь). К моему возвращению каша была подогрета в микроволновке, а стол украшен свечами и худосочными гиацинтами.

— Насколько я разбираюсь в апельсинах, ты не надеялся на мои кулинарные способности! — сказала Креветка. — Ну погоди! Если ты посмеешь сказать о них хоть одно дурное слово, я буду всем показывать фотографию твоего хвороста. Радуйся, что вечером тебя не ждет варево из турецкого гороха.

После завтрака мы обрядились потеплей и пошли в лес выбирать елку. Тут у нас, ясное дело, опять возникли разногласия. Я хотел срубить кособокое деревце, из которого все равно не выросло бы ничего путного для лесозаготовок, она же хотела ель не хуже, чем из диснеевского фильма. В конце концов нам попалась такая страшная елка, что Креветка пожалела ее и согласилась взять к нам. На том и порешили.

Дома я никак не мог сыскать елочные игрушки. Мамаша вроде обо всех важных вещах со мной поговорила, а про то, где у нее хранятся игрушки, — ни гугу. Пришлось самим делать гирлянды из фольги и шарики из старых пинг-понговых мячей, обклеивая их рекламой продуктового магазина и картинками из «Лантманнена». Под конец мы прикрепили к еловым ветвям огрызки свечей, а на верхушку водрузили вымпел хоккейного клуба «Торонто мейпл лиф».

— Видишь, как полезно образование, — с опаской взглянув на меня, сказала Креветка (до сих пор мы аккуратно обходили тему Большого Скандала). — Этому (она указала на гирлянды) я научилась в воскресной школе.

— А на что бы ты их вешала, если б у меня не было собственного леса? — фыркнул я. Больше мы к этой теме не возвращались.

И вот наступило время рождественского обеда. С виду селедка по-русски напоминала свежий компост, но вкус у нее — как и у фальшивого гуся — оказался потрясающий. Хворост мы было выставили на улицу, чтобы угостить дворового гнома, однако по зрелом размышлении забрали оттуда и без церемоний отправили в помойку. Если бы гном его отведал, он бы не иначе как поджег коровник. Заодно выкинули и рыбу, потому как оба не любим лутфиск.

Дезире, оказывается, знает второй голос осанны, и мы заговорили о том, где бы найти первый голос. «Лучше всего совместными усилиями народить его», — бросил я и убежал в хлев, только бы не видеть, какую она скорчит физиономию. Я понимал, что преступил определенную грань. По существующему между нами негласному соглашению строить долгосрочные планы не полагается. Лучше держать язык за зубами.

После вечерней дойки мы сложили под елку красиво завернутые подарки и попрепирались друг с другом, кому открывать первым. Начали мы с безобидной чепухи: я подарил Дезире пластмассовую какашку (для оживления ее стерильной квартиры), а она мне — гангстерскую шляпу и булавку для галстука с изображением доллара (чтоб было в чем щеголять среди моих друзей-капиталистов). Потом ей достались огромные фетровые варежки, а я получил настольную игру «Замок с привидениями». Хотя молчаливое соглашение не допускало намеков на совместную жизнь, я осмелился сделать Креветке довольно интимный подарок: выковырнул из серебряной рамки тетушку Астрид и вставил туда свою карточку, где был заснят в девятом классе.

— На самом деле это не я, но тебе он нравится больше, — сказал я.

Она покраснела.

— В таком случае мой подарок не для тебя, но, может быть, он понравится и тебе. — Она раскрыла увесистый том и, украдкой взглянув на меня, прочитала: — «Природа вкруг тебя полна любви и смерти…»

Это был Гуннар Экелёф [21].

Я еле сдержался, чтобы не брякнуть: этим томом хорошо будет подпереть хромой обеденный стол. Креветка отлично знает, что я мгновенно даю сдачи, если она пытается приобщить меня к «высокой культуре», но тут я понял, что она хочет поделиться со мной чем-то важным для себя, и решил иногда перед сном заглядывать в книгу. Вреда от нее, по крайней мере, не будет. А может, и будет — если я засну и она всей тяжестью рухнет на меня… Все, Бенни, держи язык за зубами!