Катарина Масетти - Парень с соседней могилы

В ежегоднике полно именин

неизвестных мне людей

и обещанных полнолуний

Бери, не хочу

Я стояла в библиотеке и разговаривала с сердитой маленькой девочкой, которая посчитала Белоснежку глупенькой. «Она же не узнала свою мачеху, когда та пришла с яблоком! Совсем дурочка!» — объяснила малышка. Мы рассмеялись.

Кто-то стукнул меня по плечу. Неужели длинная рука закона? Нет, это оказался Лесовладелец! На нем была всегдашняя разноцветная куртка, но в этот раз он хотя бы снял кепку, так что в глаза ему лезли пряди непокорных пепельных волос. Он что-то сердито, чуть ли не приказным тоном, сказал мне. Я подумала, он недоволен тем, что я плохо слежу за Эрьяновой могилой, и не сразу поняла, что на самом деле он ищет какую-то книгу.

— Спроси в справочном отделе, у меня обед! — отрезала я.

Он невольно вздрогнул. И тут же предложил вместе съездить на кладбище.

Девчушка с интересом смотрела на Лесовладельца.

И вдруг меня осенило: я совершенно превратно толкую его поведение. Более того, до меня стало доходить многое, о чем я прежде не подозревала.

В общем, мы с ним пошли обедать. Он поглотил огромное количество гуляша со свеклой и хлебом и запил все это молоком — довольно громко прихлебывая. Мне было все равно: я грелась в лучах его улыбки. Без кепки, оживленный или внимательно слушающий, он не был ни жалким, ни скучным, скорее простым и естественным. Мне казались забавными даже его космы (как у тролля).

Разговор тек весело и непринужденно, хотя отнюдь не о Лакане с Кристевой. Помнится, речь шла о земельных участках, тонкостях цементных работ, овсянках, соборе Св. Петра и ногтях (особенно на больших пальцах ног). Лесовладелец схватывал все на лету: можно было подумать, он умеет читать мысли.

Стоило мне упомянуть о дне рождения, как парень уже знал, что я не получила подарков.

— Ну-ка, пошли! — сказал он и, нахлобучив кепку, с мужицкой решительностью помог мне надеть пальто. Затем едва ли не бегом поволок меня в «Домус», где принялся накупать подарки. При этом ни разу не спросил, чего мне хотелось бы самой, только велел зажмуриваться, когда уже что-то выбрал. Обойдя все три этажа универмага, мы сели там же в кафе и заказали пирожные.

Лесовладелец разложил на столике завернутые в подарочную бумагу покупки и выжидательно посмотрел на меня. Я с неподдельной радостью кинулась разрывать аккуратную упаковку, то и дело восклицая: «Ой!», «Надо же!» и «Право, не стоило!»

На первом этаже он купил мне сережки с Микки Маусом, кусок мыла в виде бабочки и пару лиловых колготок. На втором — ярко-красный мяч, плакат с силуэтом влюбленной парочки, рука об руку плывущей в гигантской раковине навстречу восходящему солнцу, и кепку — такую же уродскую, как у него, только без надписи.

В последнем свертке оказалась губная гармошка.

— Умеешь играть? — осведомился он.

Я покачала головой.

— Отлично! Я тоже не умею! Вот у нас и нашлось что-то общее! — улыбнулся он.

Лесовладелец уже собирался взяться за третье пирожное, как вдруг оцепенел: заметил, сколько набежало времени.

— Мне пора! — вскричал он. — Я давным-давно должен быть дома!

Он вскочил из-за стола, разметав по сторонам подарки и оберточную бумагу, и широким шагом двинулся к эскалатору. Вступив на него, Лесовладелец обернулся и заорал:

— Как тебя зовут?!

— Де-зи-ре-е-е-е! — прокричала в ответ я, чувствуя себя полной идиоткой. У всех покупателей вокруг отвисли челюсти.

— Как-как?! — донеслось с эскалатора, но вопрошающий уже скрылся из виду.

— А ты у нас не иначе как Золушка, только мужского рода. Смотри не потеряй сапог… — пробормотала я себе под нос.

В библиотеке на меня посмотрели косо: я вернулась с опозданием на три часа… и без торта.

Это обошлось мне дорого. Нет, вовсе не подарки, а полуторачасовое опоздание к дойке. Коровы встретили меня ревом. Подъев весь корм, они улеглись в навоз, а потом артачились, не давая мне обмыть их, так что я с ними проваландался несколько часов. И, только моя посуду, сообразил, что подоил в общий резервуар корову, пролеченную пенициллином. Это означало, во-первых, что придется вылить к чертям собачьим все надоенное за день молоко, а во-вторых, что надо будет раскошелиться на несколько тысяч крон (которых у меня нет) и потратить еще уйму времени, если я хочу сегодня доставить на молокозавод хоть какую-то продукцию. И все же оно того стоило!

Такую промашку я допустил всего раз в жизни, в пятнадцать лет. Мать тогда подрабатывала патронажной помощью старикам и инвалидам, и дневную дойку брал на себя после школы я. На другой день нам обещали зачетную контрольную по математике, и поскольку я не хотел испортить себе табель, то доил, обдумывая доказательство одной теоремы. Как говаривал отец, фермеру надо держать ухо востро не меньше, чем летчику-истребителю: иначе он полоснет себя пилой, или на него наедет трактор, или его проткнут рогом. В тот раз мы вылили 700 литров молока. Отец не сказал ни слова, только окунул голову в бочку с дождевой водой. Я знаю, он всю жизнь клял себя за то, что в четыре года я лишился пальцев, сунув руку под топор.