Дуглас Кеннеди: Искушение Дэвида Армитажа

— Что? Сделаем вид, что этих восьми месяцев не было?

— А как же Кейтлин?

— Надо же, ты вдруг вспомнил о дочери…

— Я хочу с ней поговорить.

— Ладно, можешь приехать завтра…

Я мог бы поспорить, я мог бы остаться спать на диване, с тем чтобы с утра пораньше поговорить более спокойно. Но я знал, что она на это не пойдет. И вообще, разве я не этого хотел? Разве не так?

Я взял чемодан.

— Мне очень жаль, — сказал я.

— Мне не нужны извинения подонков, — заявила Люси и бросилась наверх.

Я неподвижно просидел в машине минут десять, не зная, что же мне теперь делать. Внезапно я обнаружил, что выскочил из салона, кинулся к входной двери и начал барабанить в нее кулаком, выкрикивая имя жены. Через несколько секунд я услышал ее голос:

— Уходи, Дэвид.

— Дай мне шанс…

— Зачем? Чтобы ты снова соврал?

— Я совершил ужасную ошибку…

— Сочувствую. Тебе стоило об этом подумать много месяцев назад.

— Я только прошу о возможности…

— Мне больше нечего тебе сказать.

— Люси…

— Здесь тебе делать нечего.

— Я полез в карман за ключами. Но когда я попытался вставить первый ключ в замочную скважину, я услышал, как Люси задвинула щеколду:

— Даже не думай, что ты сможешь вернуться сюда, Дэвид. Все кончено. Уходи. Немедленно.

Наверное, я еще минут пять колотил в дверь, умоляя ее впустить меня. Но я знал, что ей уже не интересно слушать. Часть меня пребывала в ужасе от осознания этого — моя маленькая семья оказалась разрушена моим тщеславием, моим обретенным успехом. Но другая моя часть понимала, почему я пошел по этому пути. Еще я знал, что случится, если все же Люси откроет дверь и поманит меня внутрь: я вернусь к жизни без остроты. И я вспомнил, что сказал мне мой приятель, тоже писатель, который ушел от жены к другой женщине: «Разумеется, брак всегда связан с проблемами — но они не такие уж серьезные. Разумеется, бывает скучновато, но это естественно после двенадцати лет совместной жизни. Никаких серьезных разногласий между нами не было. Тогда почему я ушел? Потому что слабый голосок в моем сердце постоянно задавал мне один и тот же простой вопрос: и это все, что ты хочешь от жизни?»

Опыт приятеля, конечно, был ценен, но громовой голос в моей голове не умолкал: я не могу так поступить. Более того, я подумал: ты подпал под мужское клише. И еще: ты переворачиваешь все, что есть в твоей жизни важного, для того чтобы нырнуть в неизвестность головой вперед. Поэтому я вытащил мобильный и в отчаянии набрал свой домашний номер. Когда Люси сняла трубку, я сказал:

— Дорогая, я сделаю все что угодно…

— Все что угодно? Тогда отвяжись и сдохни.

Она повесила трубку. Я взглянул на дом. Весь свет внизу был погашен. Я глубоко вздохнул, пошел к машине и сел в нее. Снова достал мобильный, отлично сознавая, что если сейчас сделаю этот звонок, то пересеку границу с надписью: «Назад пути нет».

Я позвонил. Салли ответила. Я сказал, что наконец сделал то, о чем она меня давно просила: я сказал жене, что все кончено.

Хотя Салли задала все необходимые вопросы о том, как Люси прореагировала на новости («Не очень хорошо», — сказал я) и как я себя чувствую («Я рад, что все позади»), я понимал, что она в восторге. На мгновение я даже подумал: не кажется ли ей это какой-то победой — окончательное слияние и обретение? Но мгновение прошло, когда она сказала, как она меня любит, как, наверное, мне было трудно… и что она всегда будет рядом со мной… Эти заявления взбодрили меня, но я продолжал ощущать внутри отчаянную пустоту — полагаю, естественную в подобных обстоятельствах, но все равно беспокойную.

— Приезжай скорее сюда, милый, — сказала она.

— Мне больше некуда идти.

На следующий день мы с Люси договорились после тяжелого телефонного разговора, что я заеду за Кейтлин в школу.

— Ты ей сказала? — спросил я.

— Конечно, я ей сказала.

— И?..

— Ты разрушил ее чувство защищенности, Дэвид.

— Подожди, — возразил я. — Ведь это не я собираюсь разводиться. Так ты решила. Как я говорил вчера вечером, ты могла бы дать мне шанс доказать…

— Не продается, — сказала она и повесила трубку.

Кейтлин не разрешила мне поцеловать ее при встрече, когда увидела меня около школы. Не захотела, чтобы я взял ее за руку. Не разговаривала со мной, когда мы сели в машину. Я предложил пройтись вдоль моря по бульвару Санта-Моника. Я предложил поужинать пораньше в ресторане «У Джонни Рокетса» в Беверли-Хиллз (ее любимый ресторан). Или заехать в Беверли-центр. Когда я перечислял ей все эти варианты, мне в голову пришла мысль: я уже веду себя как воскресный папа.