— Василий не имел чувства юмора, — объяснил я.
Студенты ойкнули. Один только Матт не ойкнул, а обрадовался, ибо тоже не обладал этим чувством.
Но самое главное, из лекции парень усвоил, что Василий был юродивым, с которого взятки гладки — святки или не святки. Как я объяснил ахающей аудитории, «юродивый трудолюбив, ленив, разумен, безумен, он благолепно кощунствует на стыке церковной и народной культур, умиляет и возмущает зрителей, ставит их своими парадоксами в тупик и, таким образом, направляет на ложный путь истины».
Моя мысль поразила воображение юноши, и он старательно занес ее в блокнот.
После лекции Матт подошел ко мне. Вокруг моей высокой мускулистой фигуры сияла стайка симпатичных студенток. Парень дождался, пока я раздам всем автографы, и взволнованно спросил: может ли американец из Иллинойса, не знающий русского языка и не верящий в Бога, стать юродивым?
Серьезный вопрос, заданный этим краснощеким здоровяком, мне понравился. Я погладил подбородок характерным жестом и сказал:
— И может, и не может.
— Я не понимаю, профессор.
— Я тоже. Впрочем, отрадно видеть молодого человека с кругозором, простирающимся за пределы штата, а то и Штатов.
Парень польщенно побледнел: в университете я был известен как взыскательный преподаватель, не кидавший комплиментов на ветер.
— Жаль, что юродство не существует в наших краях, — сказал юноша, когда его лицо вновь приобрело обычный кирпичный оттенок.
Я кивнул. Мне понравилось, что студент так близко принял к сердцу тему лекции.
— А ведь этот феномен, — Матт произнес научное слово с особым смаком, ибо выучил его лишь недавно, — мог бы помочь Иллинойсу стать духовным центром Среднего Запада, а то и подымай выше — всей страны!
— Даже если юродство еще не внедрилось в Иллинойс, Иллинойс можно внедрить в юродство, — отозвался я.
У Матта упала челюсть.
— Ух ты!
— История учит, что Божьим человеком мог стать не только подданный Московского царства, но даже чужеземец.
— Профессор, скажите мне, что вы не шутите!
— О нет — то есть да. Вот пример. Один из предшественников св. Василия, св. Прокопий Устюжский, в молодости был вовсе не Прокопием, а немецким купцом. Как-то в конце тринадцатого века он приехал в Новгород, чтобы делать феодальный бизнес, но тут, вернее там, его озарило. Прокопий стал иноком, юркнул в юродивые и утек в Устюг. В этом городе он обличал местных жителей в многочисленных пороках на неплохом русском языке.
— Ух ты!
— Конечно, подавляющее большинство юродивых были коренными московитами, но дискриминации по национальному принципу ни в старой царской, ни в новой демократической России в этой сфере никогда не наблюдалось.
Ошеломленный юноша раскрыл рот и попытался что-то сказать, однако у него ничего не получилось. Но если язык студента был парализован, честные черты его пришли в движение и выразили непонятную ему самому радость.
— Кстати, как вас зовут? — спросил я, с интересом наблюдая за мимикой собеседника.
— Матт Уайтбаг.
Я приветливо посмотрел на парня.
— У вас хорошее, честное имя. Носите его с гордостью, ибо оно созвучно русскому слову «мать».
Под воздействием нашего разговора с юношей начали происходить необратимые изменения умственного и духовного порядка. Он теперь постоянно чувствовал некое внутреннее беспокойство, некую тягу к чему-то далекому и истерзанному. Студент продолжал посещать занятия на сельскохозяйственном отделении, но без прежнего увлечения. Он стал реже ходить к телкам. Хотя забойная музыка группы «S.C.A.T.» продолжала громыхать у него в наушниках, парень уже не балдел от ее бита. Песни «Му Girlfriend Is a Doggie Stylist» [223] «Моя подружка собачья парикмахерша» (англ.).
и «Hey Но’ and a Bottle of Cum», [224] «Хей, герла, и бутылка спермы» (англ.).
которые когда-то заставляли Матта дрыгать членами и уходить в сказку, теперь оставляли его со странным чувством неудовлетворенности. В голове у него вертелись мои слова: «Mad, but not bad». [225] Безумно, но неплохо (англ.).
Юноша нередко ловил себя на том, что в мыслях он далеко-далеко, в чудесной и экзотической земле к востоку-западу от Канады, нагой, босой, косматый, волочащий цепи и болтающий какую-то тарабарщину, причем на чистом русском языке. Другими словами, его все больше тянуло к альтернативному стилю жизни уличного или площадного юродивого.
А на заветном плакате Анна Курникова по-прежнему огладывалась на него, зазывно и иностранно…
Читать дальше