Джон ОФаррелл - Это твоя жизнь

Наконец мне удалось сообщить, что я считаю ролик очень хорошим, и уже казалось, что на том и порешили, потому что они вроде бы с успокоенным видом стали бросать заменитель сахара в свой черный кофе, но как бы не так.

— А вам ролик не кажется заурядным?

Зараза! Я опять попался: у меня во рту как раз проходил обработку большой кусок яичницы на целом тосте. Мое мычание должно было означать, что само предположение о заурядности меня возмутило и удивило, но для большей ясности пришлось еще яростно затрясти головой, выразительно и серьезно нахмурясь. Я общался как Горилла, Друг людей, хотя в застольных манерах я ему сильно уступал.

Выходило, что ролик они мне прислали, желая произвести на меня впечатление. Я-то думал, что это я должен их уговаривать включить меня в какой-нибудь список, но оказалось наоборот — как раз агентство пыталось меня очаровать. Они отчаянно старались убедить меня, что я просто обязан провести эту рекламную кампанию и получить сотни тысяч фунтов за пару дней работы. Ох и выкручивали же они мне руки!

— Суть рекламы, Джимми, в том, что вы стоите на сцене эстрадного клуба и все зрители хохочут, понимаете? И тут мы показываем, как вы в это время тайком набираете текстовое сообщение по мобильному телефону. А по экрану бежит строка: «В банк — не отрываясь от работы. Банковские операции по мобильной связи».

Вилка с яичницей зависла на полпути в воздухе: я ждал, задаст он какой-нибудь вопрос или начнет очередной монолог.

— Знаю-знаю, о чем вы думаете, — сказал его помощник, хотя вряд ли он знал, потому что я думал: «Уф! Успел доесть яйцо!» — Вы думаете — а какой номер они попросят меня исполнить?

— Ну, в общем… вы угадали, — согласился я.

— А может, сами подскажете какой-нибудь конкретный номер? — спросила женщина, которую я запомнил как Люси.

Я подпер подбородок ладонью с преувеличенным выражением «глубокой задумчивости» на лице, устремив взгляд на среднюю дистанцию.

— М-м… Ну… Так, дайте сообразить…

— Как насчет рыбного? — подал идею Пирс.

— Даже не знаю… Вряд ли я когда уже стану выступать с ним.

— Что за рыбный? — спросила Люси.

— Это один из самых знаменитых номеров Джимми.

— Ой, обожаю анекдоты про зверушек! Расскажите нам свой рыбный номер!

— Ну разве он станет исполнять целую интермедию за завтраком в восемь утра? — пришел мне на выручку Пирс. Я издал глубокий вздох облегчения. — Просто расскажите им лучшую часть, Джимми, — добавил он, и все головы за столом склонились ко мне в предвкушении жутко смешного номера, о котором столько разговоров. Их ухмылки говорили: «Сейчас будет класс!» — и казалось, единственный выход — дать им то, что просят.

Я прочистил горло.

— Значит, рыбы… — начал я, надеясь, что на ум из ниоткуда придет вдруг глубокий, сюрреалистический, отполированный монолог на тему рыб. На другом краю стола кто-то с предвкушением хихикнул. — Значит, рыбы, это… — И вдруг слова иссякли, что неудивительно. Наступила неловкая тишина.

— Кто-нибудь еще желает чая или кофе? — спросил официант, и над столом пронесся дружный стон. Ну почему так всегда? Только хочешь выдать шутку, как заявится официант и нарушит всю атмосферу.

— Нет-нет, сейчас не могу, момент прошел, — сказал я и быстро спросил, почему им нужен именно я.

— Да потому что Эл Макферсон [53] Популярный британский юморист. нам не по карману! — воскликнул сидевший напротив меня умник, которого на последующих наших встречах уже не было.

— В вас ценно то, Джимми, — пояснил Пирс, бросив озабоченный взгляд на присутствующих, — что наша целевая аудитория хорошо вас знает, но не благодаря телевидению.

Я спросил себя, не пора ли им уволить маркетологов, но скромно кивнул, будто мне льстят, а я не могу возразить.

— Все, кто побывал на ваших концертах во всех этих маленьких клубах, увидят, что вы им советуете банковские операции по мобильному телефону, а поскольку подсознательно они вам доверяют, такая рекомендация станет гораздо убедительнее.

В этот миг мне стало интересно, нельзя ли квалифицировать то, чем я сейчас занимаюсь, как мошенничество. Агентство предлагает заплатить кучу денег, ценя мою репутацию в провинциальных эстрадных клубах. Заплатить за некую, не поддающуюся измерению, ауру, которой у меня на самом деле-то и нет. Они готовы раскошелиться, клюнув на славу, которую я выдумал. Не означает ли это, что я сознательно ввожу в заблуждение? За мошенничество сажают в тюрьму. Если, конечно, ты не знаменит. А если знаменит, такое сходит с рук. Если меня признают виновным, значит, присяжные решили, что не такая уж я и звезда. Я попытался представить, как в переполненном зале судья оглашает приговор: