Джон ОФаррелл - Это твоя жизнь

Мне захотелось дать достойный отпор этому снобу от шоу-бизнеса, и я с апломбом заявил:

— Естественно, я против телевидения. Оно убивает подлинный эстрадный жанр. — Эту фразу я вычитал в журнале, в интервью одного юмориста, чья программа явно провалилась. — Чистый эстрадный жанр — это просто юморист, микрофон и публика, и ничего кроме. Живое искусство возможно только в зале. — Дармовое шампанское здорово меня воодушевило. — Конечно, на телевидении больше платят. И все же, что лучше — на пять минут легко развлечь миллион зрителей или держать сотню в кулаке, заставлять их рыдать от смеха целый час, если не больше? Телевидение — это измена.

Это было мое лучшее выступление со времен речи в память Билли там, на Южных холмах. У всех был потрясенный вид.

— Какой свежий взгляд! — воскликнула женщина.

Она представилась Арабеллой из «Санди таймс», и мы еще поболтали о моем опыте выступлений по клубам.

— Тогда вы, наверное, знакомы с Майком Меллором, — сказала она и, прежде чем я успел ее остановить, помахала какому-то коренастому и бритоголовому. — Майк, ты знаком с Джимми Конвеем? Джимми юморист, как и ты.

— Э-э, пожалуй, нет, не припоминаю, — пожал он плечами. Майк Меллор пил шампанское, как все мы. Только прямо из горла. — Начинающий, верно?

— Нет, Джимми ездит по стране, он юморист в полном смысле слова.

Я изобразил улыбку, но Майк Меллор на нее не среагировал.

— И где же я мог тебя видеть в последнее время? — спросил он, сделав очередной глоток.

Я назвал единственный юмористический клуб, в котором однажды побывал, в надежде, что вряд ли его так далеко занесет от Лондона:

— «Смеходром» в Брайтоне?

— А, ну да. Так ты знаешь Крис?

— Крис, а как же, знаю. Он ничего парень, этот Крис.

— Она.

— А, та Крис! Прости, я перепутал с другим клубом, где хозяин Крис — мужчина.

— Где это?

— В смысле?

— В каком эстрадном клубе хозяина зовут Крис?

— Ну, это совсем маленький, прямо крошечный, над пабом в Сифорде… Дом… «Дом шуток».

— В жизни не слыхал.

— И понятно, у Криса неважно с рекламой, согласен… Но такой уж он, Крис… — И я удрученно покачал головой.

— Джимми не выступает на телевидении, как и ты, Майк, — объяснила Арабелла.

— Я выступаю, — возразил он, — у меня своя программа! — И счел нужным добавить: — Пробный выпуск вышел на Четвертом канале Би-би-си.

— А Джимми принципиально против телевидения, — продолжила Арабелла. — Он за живое искусство.

— Я выступал в большинстве клубов, но что-то нигде тебя не видел. — Майк опять сделал большой глоток из бутылки и отер рот, как крутой парень из ковбойского фильма.

— Ну да, я по стране уже года два не особенно работаю, — ответил я в алкогольном безрассудстве. — Уже года два по Штатам мотаюсь. Нормально принимают, знаешь ли, там публика благодарная.

— Ого, британский юморист покорил Штаты, минуя Англию! — воскликнула Арабелла.

— Ну не то чтобы покорил… Так, помаленьку…

— Вы, наверное, сильный артист, если там работаете. Билли скорее бы умер, чем стал водить знакомство с плохим юмористом.

— Фраза выбрана неудачно, — хмыкнул Майк Меллор.

Вскоре Арабелла заметила кого-то из знакомых и оставила меня наедине с этим злющим скинхедом от эстрады. Мы неловко молчали.

— А как ты впервые встретился с Билли? — спросил я наконец.

— Я с ним не встречался. Я сюда пришел со своей подругой. Она его знала по работе.

— Ну, он был отличный парень, — задумчиво сказал я. — Отличный… Мне его будет не хватать.

Я поболтал еще с часок с парой других гостей, развивая все ту же легенду и все больше входя в роль юмориста, вернувшегося на родину после того, как штурмом взял все эстрадные клубы от Нью-Йорка до Лос-Анджелеса. Меня даже самого шокировало, какую сложную паутину обмана я плету, и в итоге на меня нашло желание ненадолго где-нибудь спрятаться. Я выскользнул в фойе и прошелся по коридору. На тележке у двери стояло забытое блюдо с едой; тайком оглядевшись по сторонам, я схватил бумажную салфетку, набил в нее полдюжины канапе, чесночных креветок и спаржи на шпажках и отправился на поиски уголка, где бы все это заглотить по-тихому.

Я отыскал маленькую комнатку, вошел и затворил за собой дверь. Помещение было тесное и казалось пустым, и только секунд через двадцать до меня дошло, что я не один. Меня так мучил голод, что я даже не заметил женщину в кресле в углу. Она была скорее гостьей, чем официанткой, но я не видел лица, а она решила не смотреть на меня, хотя все это время знала о моем присутствии. Просто сидела неподвижно, закрыв лицо руками, не то чтобы от горя, а словно сильно устав от всего. Как и я, она, очевидно, сюда сбежала.