— Джимми, когда вы в последний раз видели Билли Скривенса?
— Вчера! — выкрикнул я, но по их лицам было видно, что правильный ответ на этот вопрос викторины не принес мне очков.
— Хм, простите, Джимми, объясняю еще раз: моего вопроса в передаче не будет, поэтому слово «вчера» ничего не значит. Можете развернуто? Был ли он в норме? Говорили ли вы с ним как обычно?
Она и вправду вообразила, что я его знакомый. Пора сделать решительный шаг назад и сказать правду. Мэгги ждала моей реакции. Я покосился на симпатичную ассистентку, которая смотрела на меня с печальным сочувствием, как на человека, только что потерявшего старого друга. Потом оглядел оборудование, монитор, кабели, нацеленную на меня камеру и угрюмо проговорил:
— Мы беседовали с Билли только вчера. Он был в прекрасной форме, для нас всех это такой удар…
— А в жизни он был такой же веселый, как на экране? — активно спросила Мэгги.
Идти на попятный было поздно. Наверное, на съемки уже потрачены тысячи фунтов. Я должен им подыграть, дать то, чего они ждут. Ну и что с того, если я немного приукрашу вчерашнюю встречу на Холмах? Я ведь скажу о Билли только хорошее, я не собираюсь никому вредить или наживаться на этой маленькой лжи. И я решил идти до конца, поэтому сосредоточился и произнес как можно более уныло:
— Билли был отличный парень. Настоящий профессионал, но при этом редчайшее исключение — юморист, который в жизни так же весел, как на экране…
Поразительно! Мои реплики напоминали стандартное последнее слово, которое я, похоже, подсознательно выучил, проведя слишком много времени перед телеэкраном. «Отличный парень» — я никогда так не говорю; «парень» — откуда это слово вообще взялось? Может, это Пол Маккартни описывает кого-то из бывших «Битлз»? Или Тони Блэр скорбит о бывшем коллеге по кабинету?
— И хотя он навек останется в нашей памяти благодаря шуткам и смеху, которые он дарил миллионам, мы не вправе забывать о неустанной благотворительной работе Билли. И всем нам по-настоящему будет его не хватать.
Тут я печально кивнул, опустил очи долу и замер с приоткрытым ртом, чуть улыбаясь, словно не в силах поверить в утрату.
Уверен, я блистал. Закончив, пораженный совершенством собственного выступления, я понял, что моя речь на самом деле вряд ли выразила всю мою подлинную печаль и шок от этой вести. В конце концов, Билли Скривенс столько лет разговаривал со мной из ящика в моей гостиной субботними вечерами, что я реально ощущал потерю близкого человека.
— Все было прекрасно, Джимми, — сказала продюсерша, сочувственно коснувшись моей руки. — Вы, видимо, очень расстроены.
— Э-э, н-да, понимаете, я ведь с ним только вчера разговаривал.
— Х-м. — Это можно было расценить как мягкий намек, что я, кажется, повторяюсь. А затем она добавила, будто придумав, как наилучшим образом отдать покойному дань уважения: — Джимми, а что, если мы снимем, как вы сбегаете с холма?
— В смысле?
— Связующие кадры, а на их фоне мы расскажем, кто вы такой. Я бы попросила вас подбежать к нам вон от той лавочки.
— А, понял! Что ж, ладно. А я в этот момент как бы уже знаю, что Билли умер?
— Э-э, Майк, как по-твоему? С печальным выражением или как обычно?
— Нейтрально, пожалуй, уж во всяком случае без особой радости, но и без соплей.
После отшлифованной речи «Джимми Конвей дубль один» я вполне уверенно отнесся к простой просьбе — сбежать с холма. Поэтому пригладил волосы, подтянул носки и постарался пробежаться как можно более спортивно. В голове звучала тема из фильма «Огненные колесницы», а я бежал вдоль горизонта.
— В общем-то порядок, Джимми, только вы как-то замедленно бежали. Можно еще разок, ради нас, ну хоть чуточку естественнее? Просто забудьте о камерах, идет?
Я чувствовал, что раскраснелся, и надеялся, что они отнесут это на счет физкультуры, решат, что мой замедленный бег не требует от меня никаких усилий. Ладно, к черту «Огненные колесницы», сказал я себе, скача назад к скамейке, и, когда они были готовы, рванул в их сторону гораздо быстрее — чтобы не повторить прошлой ошибки. Я просвистел мимо камеры, как Джесси Оуэнс, [13] Легендарный американский легкоатлет (1913–1980), завоевавший на Берлинской Олимпиаде (1936) 4 золотых медали.
и Мэгги закричала:
— Эге-ей, вы же на утренней пробежке, это ведь не олимпийская стометровка!
— Простите, ради бога, перестарался!
— Все нормально, не волнуйтесь. Просто расслабьтесь и, когда будете готовы, подбегите к нам обычной трусцой вон от той лавочки.
Читать дальше