Станислав Сенькин - Покаяние Агасфера - афонские рассказы

Однажды я беседовал с юродивым старцем Анфимом о природе Божьего промысла. Он был, как всегда, прям:

— Мы с тобой глупцы, чтобы говорить на такие темы, пусть лучше об этом судачат богословы. Они‑то уж точно знают, что такое Божий промысел и как он проявляется. Они и книг много написали, вот и читай их, я‑то ведь не знаю об этом ничего.

— Но я уверен, геронта, что Бог открывает тебе поразительные вещи, но ты, по смирению, отказываешься научить меня тому, что знаешь сам.

— По смирению? — геронта улыбнулся. — Да ты точно глупец! Говорю же тебе, я понимаю промысел и истину лишь в меру своего понимания, богословы — своего. И даже животное понимает его в свою меру. Что ж ты хочешь‑то от меня?

Я сделал перед старцем земной поклон.

— Я хочу слышать из твоих уст, как ты это понимаешь!

— По — по — по, а ты ещё глупее, чем я предполагал. Хорошо, я расскажу тебе одну древнюю историю, которую я услышал от своего старца, когда у меня возникли похожие недоразумения. Тебя это устроит?

— Ещё бы!

— Старец мой говорил, что у этой истории — свой дух, который я смогу понять только по мере своего понимания.

И то, что я её понимаю по — своему, не значит совершенно ничего. Ты понял?

— Да.

— Ну ладно, тогда слушай: однажды, много веков назад, на Святой горе объявился странный человек. Впрочем, «странный» — не очень подходящее слово, поскольку здесь, на Афоне, все странные. Человека этого нашли на берегу монахи, где его, избитого, оставили сарацинские пираты.

Этот бедняга по имени Максуд был палестинским арабом и вырос в простой сельской семье. В двенадцать лет с ним произошло одно событие, которое повлияло на всю его дальнейшую жизнь.

Однажды он шёл к кузнецу, чтобы отдать ему деньги за работу, и повстречал по дороге бродячего дервиша. Тот выманил у мальчика динары, обещав взамен показать рай, затем напоил Максуда вином до умопомрачения, и сбежал, прихватив деньги.

Максуд был пьян до такой степени, что провалялся на дороге до самого вечера, чем навлёк позор на всю свою. семью. Отец покаялся перед общиной в своём отеческом небрежении, из‑за которого только и могло случиться подобное с его сыном и, конечно, строго наказал Максуда. А Максуд думал: «Как это странно, что Аллах запрещает пить вино — ведь оно открывает дверь к такой радости! Дервиш не обманул!» Опьянение так понравилось юноше, что с этого времени он только и стал искать, где бы ему выпить.

Чтобы не погибнуть от руки собственного отца, узнавшего о его пристрастии, он сбежал из дому в Тир, где стал жить подённой работой, воровством и мошенничеством. Портовые города — идеальное место для пьянства и преступлений.

Но веревочка вилась недолго. Однажды на рынке византийский купец поймал его на краже и Максуду по закону шариата перед пятничным намазом отрезали палец. Он залил своё горе вином и стал думать, что же делать дальше: ведь в следующий раз за кражу ему отрежут уже руку. Работать он не любил, а его единственная страсть — вино требовала немалых средств, которых у повзрослевшего юноши не было.

И тогда Максуд решил податься в пираты. Он слышал, что жизнь у них лихая, лёгкая, и обильно сдобрена вином. Правда,

он также знал, что она обычно и недолгая, но выбирать не приходилось.

Вскоре Максуд нашёл нужное судно. Говорили, что этот корабль грабил, в основном, византийские и генуэзские купеческие судна и нападал на эпирские селения. Свирепый одноглазый капитан — корсиканец увидел, что проситель силён, храбр и уже без пальца. «То, что надо» — подумал капитан, и взял юношу в команду.

Но тут Максуда ждало разочарование: поскольку команда, если напивалась, частенько устраивала резню между собой, а иной раз и бунты, то капитан ввёл на корабле строжайший сухой закон. Только в определённые дни и под его надзором пираты могли пировать.

Но Максуд не растерялся. Ещё в первые годы своего пребывания в Тире он научился неплохо готовить, и капитан, однажды попробовав его стряпню, поставил его коком. Так наш герой получил свободный доступ к вожделенному напитку. Одноглазый пират часто замечал Максуда под хмельком, но закрывал на это глаза, поскольку готовил тот хорошо в любом состоянии, а во хмелю буен не был.

Так бы и пролетела в разбое и пьянках скоротечная пиратская жизнь Максуда, если бы не одно событие, заставившее его изменить и образ жизни, и род занятий. Однажды он, стоя на вахте, хлебнул по обыкновению вина и уснул… И в это время на них напал другой пиратский корабль.