Станислав Сенькин - Покаяние Агасфера - афонские рассказы

Отец Нил был великолепным рассказчиком и так увлёк меня историями, связанными с кельей и её окрестностями, к которым мы медленно, но верно приближались, что я уже готов был остаться у него на все две недели отпуска. Но тут и произошло это необъяснимое и едва не ставшее для меня трагическим событие.

Мы сделали привал немного выше святого Василия, и Нил показал мне один из тех образов, если их можно было так назвать, отца Неофита. Я стал внимательно его рассматривать: конечно, сходство этого изображения с образом Божьей Матери было минимальным. Мне тогда показалось, что такое сравнение вообще кощунственно. Я вглядывался в линии, высеченные незнакомым монахом — охотником, которые быстро темнели из‑за заходящего за гору красного солнца…

Это было последнее, что я мог вспомнить, очнувшись в кромешной темноте, без рюкзака, без фонаря, оставшегося в этом рюкзаке, и без проводника.

Нестерпимо болела голова. Дотронувшись до неё, я почувствовал на темени что‑то липкое и вязкое. Очевидно, это была кровь. Но откуда, она, Господи помилуй, взялась? Голову саднило. Неужели Нил ударил меня по голове и удрал с моим рюкзаком? Бред какой‑то, не мог Нил так поступить. Да и рюкзак, может быть, где‑то здесь, рядом, но в такой темноте его не найти.

На мои крики о помощи по — прежнему никто не отзывался…

Мы только начали своё путешествие, а отец Нил, которому было, как мне кажется, уже далеко за пятьдесят, стал уставать от тяжести своего рюкзака, наполненного приобретённой впрок снедью. Заметил я это лишь когда монах стал фыркать, словно мул. Я спросил отца Нила, зачем он это делает, и тот объяснил, что, подражая таким образом мулам и лошадям, можно сбросить напряжение, после чего становиться хоть не намного, но легче.

Тогда я предложил понести его рюкзак, мол, мне, увлекающемуся дайвингом и альпинизмом, такая «тренировка» только на пользу. Но Нил в ответ только улыбнулся, взглянув на меня со свойственной ему ехидцей. Мне тогда показалась, что в нём взыграло самолюбие. Однако я ошибался— уже через час я настолько изнемог, что стал просить частых передышек.

Боже мой! Как же болит голова!

Я шёл, не зная куда, спотыкаясь о камни и расцарапывая руки и лицо об афонские тернии. Кровь из сочащейся раны тёплой струйкой стекала мне на лицо. Я шёл, непрестанно шепча Иисусову молитву, перемежая её восклицаниями: «Нил, куда же ты пропал! Куда же ты пропал, Нил!»

Так вот к чему может привести поиск экзотики на Святой горе! Как будто Афон — это какой‑нибудь Тибет. Теперь мне стало казаться, что это грех — нельзя неподготовленному человеку вот так слоняться в поисках духовной экзотики. Впрочем, подготовленный, духовный человек и не станет заниматься подобными глупостями.

Но что же мне делать теперь, раз уж так вышло?

Я остановился. Чувство беспомощности было таким острым и так размягчило мою душу, что я встал на колени и зарыдал, как ребёнок.

Вдруг слева послышался шорох. Слёзы мгновенно высохли, я напрягся, готовый ко всему. «Скорее всего, — подумал я, — это кабан. А вдруг человек? Может быть, кто‑то услышал меня и хочет помочь? Но тогда почему он молчит? Почему не идёт дальше?»

И тут совсем рядом приветливый голос тихо произнес по — русски: «Всё будет хорошо». Я вздрогнул — что‑то коснулось моего лица, и я почувствовал, как чья‑то заботливая рука вытирает тканью кровь с моего лба. Я закрыл глаза: на мою душу снизошёл покой…

Когда я пришёл в себя, незнакомца уже не было, но зато где‑то невдалеке слышались голоса, зовущие меня по имени, среди которых я различил и голос моего проводника. Я закричал в ответ и через пару минут три человека во главе с отцом Нилом уже спускались ко мне, в лесной овраг. Выбираясь с помощью моих спасителей на тропу, в свете их фонариков я вдруг увидел лежащую на земле тетрадь. Я попросил Нила поднять её и тот, подумав, видимо, что это я обронил нечто вроде путевого дневника, сунул тетрадь мне в карман. Я же почему‑то не сомневался в том, что её потерял тот таинственный монах.

Меня отвезли в греческую зилотскую келью, где рану осмотрел врач, определивший, что у меня сотрясение мозга, правда, не слишком тяжёлое. После того как мне сделали перевязку, благодаря усталости и волнениям этого дня я мгновенно уснул, и только утром узнал, что же всё‑таки произошло.

— Ты долго, — рассказывал отец Нил, смотрел на наскальный рисунок отца Неофита, а потом, усмехнувшись, сказал, мол, какой же это образ Матери Божьей, да это же просто какая‑то каменная баба! И тут ты поскользнулся на ровном месте и упал в овраг. Я — бегом к тебе, а ты без сознания, головой о валун ударился. Ну, я потряс тебя немного — ты не реагируешь. А как тебя вытаскивать — один‑то я не справлюсь, вот и побежал за подмогой. Засветло не успели, да и искать тебя долго пришлось, ведь ты удрать от нас куда‑то решил. — Отец Нил рассмеялся.