Эдуард Лимонов - В Сырах

Журналисты — кто ахнул, кто развеселился.

Пристав Соловьёва повернулась в моём офисном кресле, которое она уже описала, и нравоучительно заметила:

— Мы не описываем и не вправе этого делать — предметы домашнего обихода, как то кровати, постельные принадлежности, а также кухонные принадлежности, а также предметы, необходимые для профессиональных занятий.

— Так почему же вы описали у меня пишущую машинку, кресло, на котором я обыкновенно сижу, все телефоны: стационарный и два мобильных, и даже обогреватель? Как вы представляете я смогу исполнять свои профессиональные занятия?

— Стол мы вам оставили, — буркнула Соловьёва.

— Чтобы писать, необходим ещё и стул. К тому же вы лишили меня связи с внешним миром, как я смогу общаться с издателями, редакторами журналов? Вы оставляете меня без работы. Обогреватель мне также нужен для профессиональных занятий. В квартире плохие рамы, и потому холодно. Что я, весь окоченелый, буду лежать на столе или стоять перед столом на коленях…

Журналисты с удовольствием слушали.

— И что теперь, вы вызовете грузчиков, и они начнут вывозить описанное имущество? — осведомилась журналист из «Коммерсанта».

— Мы ничего не станем вывозить. Пока. Описанное имущество будет поставлено на ответственное хранение должнику, вот ему, — Савенко Эдуарду Вениаминовичу.

— А он может им пользоваться? — поинтересовалась журналистка газеты «Газета».

— С ограниченным правом пользования, — односложно ответила Соловьёва.

— Значит, не сможет?

Пристав не ответила. Адвокат Орлов, склонив голову к столу, писал огромными буквами свои возражения на «АКТ наложения ареста». Все лампы нагрелись, и было как в сауне. Хлопнула дверь, это ушли телеоператор из НТВ и его помощники.

Потом ушли и приставы.

Журналистка газеты «Газета» сказала: «Вот, Эдуард Вениаминович, вы живёте по заветам русского самосознания. Знаете же поговорку «От тюрьмы и от сумы не зарекайся». В тюрьме вы уже были, а теперь и сума появилась, арест имущества. Как в старых романах…»

Постепенно стало ясно, что Лола Вагнер невыносима. Обыкновенно это я становился для моих женщин невыносим. «Energizer», как называл меня бандит Мишка. А тут обратный случай — Energizer более накалённый, сильный и невротический, поселился со мной. Только свою энергию я понимал и понимаю как светлую, креативную, созидательную. Лола Вагнер излучала чёрную энергию, ту самую чёрную космическую энергию из тех семидесяти трех процентов, для которых у учёных нет объяснения. Только в стародавние времена далёких иранских шахиншахов о настоящем устройстве Бездны Хаоса имел пророческие видения великий Пророк Мани. Пророк заслуживает отдельного рассмотрения, когда-нибудь надо бы написать о нём книгу. В настоящий же момент я вернусь к Лоле Вагнер, исчадью Ада.

Она напилась несколько раз кряду. В этом состоянии она рвалась ко мне в кабинет с непонятными намерениями (потому что секс у нас с нею не прекращался в течение суток, мы имели секс в лошадиных дозах), но всегда в одном и том же виде: белые чулки с резинками, белые трусы, белый лифчик, гротескно чёрный мейкап вокруг глаз. Рвалась в кабинет, потому что это было единственное место, где я мог от неё укрыться. Двери там стояли сильные, и была сильная задвижка.

Первое время я открывал сразу. Она прыгала на меня, и мы несколько раз таким образом обрушивались на пол.

Иной раз, прежде чем прыгать, она срывала с себя лифчик. При этом она плакала. Но она ещё и улыбалась время от времени. Было непонятно, чего она хочет. Но, призадумавшись, я понял. Ей хочется близости за близостью, за сексом, за making love… Одна из нескольких форм такой близости, если их несколько — это людоедство… И я не шучу.

После нескольких сцен (я отводил её в постель и успокаивал, на это уходили часы) я устроил ей Нюрнбергский процесс. Я был прокурором-обвинителем. Подсудимая не была понурой и раскаявшейся, она утверждала, что она «не тупая, не депрессивная и не тяжёлая». Я отвечал, что ей не нравится правда.

— Мне не нравится, когда мне говорят правду? — закричала подсудимая Вагнер. — А я ебала эту правду!! Мне и без тебя её говорили, и ещё не раз скажут! Я же ебала эту правду! Меня волнует только Любовь!

Дальше она проорала всякую порнографию, и если бы я писал свой первый роман, я бы эту порнографию непременно привёл целиком, но приведу несколько её выкриков, в конце концов, она же bad girl, ей пристали «bad» выкрики. Она кричала, что ей плевать на ванну, на то, откуда нужно пить воду, из стакана или из кружки (это верное наблюдение, я поучал её пить воду из стаканов).