Томас Пинчон - Радуга тяготения

— Сокращение. Надо капитализировать — хватит продержаться, — плещет шампань в золотые потиры, — пока не увидим, куда идет. Я-то сам думаю, у этого V-оружия большое будущее. Разовьется так, что мама не горюй.

В старой церкви пахнет пролитым вином, американским потом и недавно горевшим кордитом, но все это новые инородные элементы, коим не удалось грубо покончить с доминирующим католическим ароматом: ладаном, воском, эпохами кроткого блеянья с уст паствы. Входят и выходят детишки, приносят меха и уносят, болтают с Людвигом, а вскоре зовут его с собой пошарить в товарных вагонах на сортировке.

У Зубцика в штате — где-то сорванцов 30.

— Я мечтаю, — признается он, — всех этих детишек привезти в Америку, в Голливуд. Мне кажется, они сумеют пристроиться в кинокартинах. Слыхали о Сесиле Б. Де Милле — он продюсер? Мой зять с ним корешится. Можно, наверно, обучить их петь, например, детский хор, заключу с Де Миллем комплексную сделку. А он их будет брать на крупные массовки — моления там, оргии…

— Ха! — возопляет Клёви, фыркая шампанским, зенки таращит. — Нормально ты себе мечтаешь , старик! Продашь цуциков Сесилу Б. Де Миллю, так уж они точняк не петь будут. Он этот кодлячок на галеры сдаст! Ияаа-х а-ха — ну да, прикуют их к веслам, тока и будут жопы рвать, тащить какого-нибудь Генри Уилкоксона к закату драться с греками или персами какими.

— На галеры? — ревет Зубцик. — Да ни в жись, ей-богу. Де Миллю тех цуциков с мехом похерить!

На окраине городка — остатки батареи A4, торчат, где торчали, когда войска драпали на юг, пытаясь избежать англо-русских клещей. Клёви с Зубциком хотят посмотреть, и Ленитроп тоже приглашается. Однако сперва — Атомное Чили Дуэйна Клёви, кое оборачивается проверкой мужских достоинств. Бутыль шампани под рукой, только пить из нее — признак слабости. Бывали времена, когда Ленитроп поддался бы искушению, но теперь ему даже задумываться не надо. Пока два американца — ослепшие, носы горят, истекают потопом соплей — переживают то, что авторитетный «Путеводитель скупердяя по Зоне» уместно определяет как «Götterdämmerung для слизистых оболочек», Ленитроп сидит и хлебает шампань, как газировку, кивает, щерится и то и дело бормочет «да, да» для пущей убедительности.

На объект они выезжают в зеленом, зело улыбчивом штабном «форде». Едва протиснувшись за руль, Клёви превращается в клыкастого алконавта: ииииррррр резины на дороге остается столько, что хватит на презерá для целой дивизии, с нуля до 70, не успевает эхо стихнуть, велосипедистов старается таранить налево и направо, скот в панике разбегается, а Драный Зубцик тем временем радостно улюлюкает, в каждом кулачище — по бутылке шампани, подстегивает Клёви, тот ревет «Розу Сан-Антоньи», любимую свою песнюху, а Зубцик в окно предостерегает во всю глотку:

— Не еби мозг Малышу, не то не ебателем станешь ты, но ебомым, — что занимает некоторое время и провоцирует лишь редкие «хайль-гитлеры» изумленных старушек да маленьких детишек на обочинах.

Объект — обуглившийся пятак, зазеленевший новыми сорняками посреди рощицы буков с нечастой ольхой. Безмолвно стоит закамуфлированный металл в призрачной толпе запоздалых одуванчиков, серые головы шушукаются, ждут пресветлого ветра, что понесет их к морю, до самой Дании, по всей Зоне. Ободрали всё. Транспортные средства вернулись к распотрошенным средам проектирования самых первых своих чертежей, хотя вокруг по-прежнему висит слабый запах топлива и смазки. В клубках кабелей и шлангов незабудки неистово сини и желты неистово. В автомобиле управления пуском устроили гнездо ласточки, а паучиха уже начала заплетать паутину стрелы установщика Meillerwagen собственной.

— Блядь, — грит майор Клёви. — Русские спиздили всё — без обид, товарищ. — Они идут, пиная зеленые и лиловые сорняки, проржавленные пищевые жестянки, слежавшиеся опилки и щепки. Землемерные вехи — к верхушке каждой приколочен белый лоскут — по-прежнему цепочкой уходят к передатчику управляющего луча в 12 километрах. На восток. Стало быть, это русских они пытались тут остановить…

Запыленная приборная доска автомобиля управления пуском мигает красным, белым и синим. Ленитроп падает на колено. Мандала Шварцкоммандо — KEZVH. Ленитроп поднимает голову — ему лукаво и жирно ухмыляется Клёви.

— Ну дак. Мог бы и сразу допетрить. На вас же знаков различия нету. Бляааа… да вы — да вы советская KP [322] Контрразведка. ! Чой-та? — Ленитроп на него только смотрит. — Эй. Эй, вы кого это зацапать тут хотите? А? — Улыбка пропадает. — Скажи-ить-ка, я надеюсь, это ж не полковника Чичерина. Он-то, знаете ли, хороший русский.