Томас Пинчон - Радуга тяготения

…даже теперь, во взрослых грезах к переполошившейся Галине является крылатый всадник, красный Стрелец с детских революционных плакатов. Вдали от галдежа, снега, истерзанных улиц сбивается она в комок тут, в азиатской пыли, ягодицы дугами ввысь, поджидает первого касания его — этого… Стальные копыта, зубы, некий свистящий взмах перьев поперек позвоночника… звенящая медь конной статуи на площади и ее лицо, вжатое в сейсмическую землю…

— Он солдат, — это Люба так про Чичерина, — и он далеко от дома. — Отправлен служить на дикий Восток и тянет лямку спокойно, невыразительно и явно под неким проклятьем власти. Слухи столь же неумеренны, сколь апатична эта страна. Командиры звеньев в комнате отдыха судачат о бабе — изумительной советской куртизанке, носившей ночную кофту из белой лайки и брившей себе идеальные ноги каждое утро до самой промежности. Осовременилась конеебка Катерина, вся в горностае и брильянтах. В любовниках у нее числились все — от министров до таких, как капитан Чичерин, естественно, самый у нее пресамый. Пока нео-Потемкины бродили ради нее по Крайнему Северу, пока умелые волки-технократы возводили в тундре поселения, целые урбанистические абстракции из льда и снега, наглый Чичерин — в столице, заховался у нее на даче, где они играли в рыбака и рыбку, террориста и Государство, путешественника и край волново-зеленого света. Когда на них в конце концов обратилось внимание властей, это отнюдь не означало смерть Чичерину, даже ссылки не означало — лишь истончение карьерных возможностей: вот так уж в те дни выпадали векторы. На добрую часть его золотых годков — Средняя Азия, либо атташе где-нибудь в Коста-Рике (ну — хорошо бы и впрямь когда-нибудь Коста-Рика — передышка от этого чистилища, чтобы прибой тасовался, зеленые ночи — как же ему не хватает моря, как грезит он о черных глазах, влажных, как у него самого, колониальных глазах, что опущены долу с балконов крошащегося камня…)

Между тем другой слух повествует о его связи с легендарным Вимпе, главным торговым агентом «Ostarzneikunde GmbH» [179] «Восточная фармацевтика» (нем.). , дочерней компании «ИГ». Поскольку общеизвестно, что представители «ИГ» за границей — на самом деле германские шпионы, подчиняются берлинской конторе под названием «NW7», этой истории про Чичерина поверить не так-то легко. Окажись она буквально правдой, Чичерина бы здесь не было — ни при каких условиях ему не сохранили бы жизнь ради этой спячки наяву в восточных гарнизонных городках.

Конечно, он мог быть с Вимпе знаком. Жизненные пути их некоторое время бежали довольно близко — как в пространстве, так и во времени. Вимпе был Verbindungsmann в классическом стиле, в нем чувствовался нездоровый энтузиазм: обворожительный симпатяга — такой, что шарм его валится на вас уступами или террасами силы: дружелюбные серые глаза, вертикальный гранитный нос, рот, что никогда не дрогнет, подбородок, неспособный к фантазиям… темные костюмы, безупречные кожаные ремни и серебряные запонки, ботинки из конской шкуры, что блистали под стеклянными потолками царских вестибюлей и по всему советскому бетону, неизменно щеголеват, обычно корректен, информирован и пылок касательно органической химии — его специальности и, как намекалось, его веры.

— Представьте шахматы, — в первые дни свои в столице, в поисках сравнения, которое может понравиться русским, — сумасбродную шахматную партию. — И далее показывал, если публика отзывалась (у него рефлексы торговца, он умеет автоматически рулить к наименьшему безразличию), как перед всякой молекулой раскрывается столько возможностей — возможностей к образованию связей, к связям разной прочности, от углерода, самого разностороннего, королевы, «Екатерины Великой периодической таблицы», до самых до водородиков, многочисленных и одноходовых, как пешки… и грубое противодействие шахматной доски, сдающейся в этой химической игре танцевальным фигурам в трех измерениях, «четырех, если угодно», а также радикально иное представление о том, что значат выигрыш и проигрыш… «Schwärmerei», — бормотали дома его коллеги, подыскивая предлоги откочевать к другим беседам. А вот Чичерин бы остался. Глупый романтик, он бы слушал и слушал, да еще и подхлестывал бы немца.

Не могли же они избегнуть наблюдения? Вскоре, по мере того как дело шло своим подавленным и бескровным чередом, советская цепь инстанций, заботливая, как любое семейство XIX века, начала предпринимать простые шаги к тому, чтобы этих двоих развести подальше. Консервативная терапия.