Томас Пинчон - Радуга тяготения

Выясняется, что какой-то весельчак заранее подмешал сто граммов гашиша в голландский соус. Весть об этом пошла в народ. Брокколи все просто размели. Жаркое остывает на буфетных стойках длиной во всю комнату. Треть общества уже спит, главным образом — на полу. Необходимо обруливать тела, если хочешь попасть туда, где что-то происходит.

А что происходит — неясно. В садах — обычные тесные компашки с делишками. Сегодня все не очень зрелищно. Гомосексуальный треугольник добурлил до щипков и взаимных упреков, так что дверь в ванную на лопате. Молодые офицеры снаружи блюют в циннии. Бродят парочки. Изобилуют девушки — бархатнобантые, вуалерукавные, недокормленные, широкоплечие и завитые, болтают на полудюжине языков, одни смуглые от здешнего солнца, иные бледные, как Наместник Смерти, из более восточных пределов Войны. Пытаясь соблазнить дам, суетятся рьяные парнишки с кожано-лакированными волосами, а дыни постарше, на которых волос уже не осталось, предпочитают ждать, вкладывая лишь минимальнейшие усилия, глаза и рты по всем залам меж тем говорят о делах. Один угол салона занят танцевальным оркестром и изнуренным эстрадным воркуном с уложенной волнами прической и очень красными глазами, который поет

Мелодийка такая саксофофанская и парк-лейновая, идеальна для определенных состояний рассудка. Ленитроп видит Хилэри Отскока — явно жертву галлюциногенного голландского соуса, закемарил на гигантском пуфе с Мишель, которая последние два-три часа оглаживает его «ИГ-Фарбеновскую» бранзулетку. Ленитроп машет, но ни тот, ни другая его не замечают.

Торчки и выпивохи бесстыже сражаются у буфета и на кухнях, обшаривают чуланы, вылизывают донышки сотейников. Мимо проходит компания голых купальщиков — они по широкой лестнице направляются вниз, к пляжу. Наш хозяин Рауль бродит в десятигаллонной шляпе, рубашке а-ля Том Микс, с шестизарядниками на поясе и першероном в поводу. Битюг оставляет говны на бухарском ковре, а также на случайно подвернувшихся распростертых гостях. Все тут бесформенно, не в фокусе, пока оркестр не выдает саркастический туш и не появляется типус, мерзее которого Ленитроп видал только в кино про Франкенштейна, — в белом костюме-«зуте» с наглаженными складками на штанах, блескучими петлями болтается длинная золотая цепочка для ключей, пока он движется по зале, хмурясь всем и каждому, вроде спешит, но не торопится, озирает лица и тела, голова ходит из стороны в сторону — методично, отчасти зловеще. Наконец останавливается перед Ленитропом, который конструирует себе «ширли темпл».

— Ты. — Палец габаритами с кукурузный початок — в дюйме от Ле-нитропова носа.

— А то, — Ленитроп роняет мараскиновую вишенку на ковер, затем, отступая на шаг, плющит ее. — Я он самый и есть. Еще бы. А чего? Что угодно.

— Пошли. — Они шествуют наружу к эвкалиптовой роще, где печально известный марсельский белый рабовладелец Жан-Клод Драп промышляет белым рабством.

— Эй ты, — верещит он в чащу, — хочшь стать белой рабыней, а?

— Блядь, нет, — доносится ответ невидимой девчонки, — я хочу зеленой!

— Пурпурной! — орет кто-то с оливы.

— Киноварной!

— Я, наверно, лучше наркотой пойду торговать, — грит Жан-Клод.

— Смотри, — Ленитропов дружок извлекает конверт из крафт-бумаги, который, даже в сумраке способен определить Ленитроп, пухл от оккупационной валюты американской армии с желтой печатью. — Подержи-ка это у себя, пока я обратно не попрошу. Похоже, Итало доберется сюда раньше Тамары, а я не уверен, кто из них…

— С таким курсом Тамара уже сегодня будет тута, а не тама, — перебивает Ленитроп голосом Граучо Маркса.

— Не пытайся подорвать мою уверенность в тебе, — советует Боров. — Ты мне нужен.

— Ну да, — Ленитроп впихивает конверт в нутренний карман. — Слышьте, а где вы такой костюмчик оторвали?

— У тебя какой размер?

— 42, средняя.

— У тебя такой же будет, — и сказав сие, он угрюмо уваливает обратно вовнутрь.

— А вдоба-авок и цепочку шикарную! — кричит вслед Ленитроп. Что это за чертовня? Он бродит, задает вопрос-другой. Парняга оказывается Блоджеттом Свиристелем, известным беглецом из парижской «Caserne Marner» [128] Оштукатуренная казарма (искаж. фр.). , худшей каталажки на всем европейском ТВД. Специализация у Свиристеля — подделка разнообразных документов: пайковых карточек в гарнизонные лавки, паспортов, Soldbücher [129] Солдатские книжки (нем.). , — а побочная профессия — торговля армейским железом. Он то и дело в самоволке аж с самого сражения на Клине, и хотя над ним висит за это вышка, он все равно по вечерам проникает на американские военные базы смотреть кино в столовке — при условии, что крутят вестерны, обожает эту байду навозную, когда копыта гремят в металлическом матюгальнике по-над сотней ярдов нефтебочек и борозд от 2 ½-тонок в иностранной земле, сердечко у него трепещет, словно туда ветерком подуло, многих связников своих гоняет за сводным расписанием всех киносеансов во всех оккупированных городишках на ТВД, а однажды, как известно, закоротил генеральский джип, только чтоб доехать до этого Пуатье на вечерок, поглядеть старого доброго Боба Стила или Джонни Мэка Брауна. Пускай вывеска его болтается на видном месте во всех караулках и отпечаталась в мозгах у тыщ «подснежников», но «Возвращение Джека Слейда» он посмотрел двадцать семь раз.