Томас Пинчон - Радуга тяготения

— Может, переехал к Франсуаз или Как-ее-там. Мог даже раньше уехать в Лондон, я за ним не слежу, я не бюро по розыску пропавших.

— Ты ж его друг… — Бомбаж, нагло пожав плечами, впервые с их знакомства смотрит Ленитропу в глаза. — Правда? Что ты такое?

Ответ у Бомбажа во взгляде, тусклая комната рационализуется, в ней ничего отпускного, только мундиры с Сэвил-роу, серебряные щетки для волос и бритвы, разложенные под прямыми углами, блестящий шип на восьмиугольной подставке, куда наколоты пастельных цветов бумаженции, все края аккуратно подровнены… филиал Уайтхолла на Ривьере.

Ленитроп опускает взор прочь.

— Пойду его поищу, — бормочет он, отступая в двери, мундир пузырится на жопе и давит в талии. Смирись, дружище, это надолго…

Начинает он с бара, где они беседовали вечером. Там пусто, лишь полковник с огромными закрученными усами и в фуражке чопорно сидит перед чем-то крупным, шипучим, мутным и украшенным белой хризантемой.

— Вас в Сэндхёрсте что, не учили приветствовать старших по званию? — орет этот офицер. Ленитроп, лишь миг помявшись, отдает честь. — В вашем чертовом УЧПО [107] Учебная воинская часть по подготовке офицеров. , должно быть, нацистов полно. — Бармена не видать. Вспомнить бы, что… — Н-ну?

— Вообще-то я, э, американец, мундир только взял поносить, и я тут, ну, ищу одного литера, точнее лейтенанта — Муссор-Маффика…

— Вы — кто? — ревет полковник, зубами обрывая листики с хризантемы. — Это что еще за нацистские глупости?

— Что ж, благодарю вас, — Ленитроп пятится из бара, снова отдавая Честь.

— Невероятно! — Эхо несется за ним по коридорам к «Гиммлер-Шпильзалу». — Нацист!

Зала пустынна в полуденном затишье — там только звучные просторы красного дерева, зеленого сукна, висят петли свекольного бархата. На столах веерами раскинулись длиннорукие лопатки для денег. Серебряные колокольчики с эбеновыми рукоятками перевернуты устьями вниз на красноватой темной полировке. Вокруг столов кресла ампир выстроены ровно и лишены игроков. Только одни выше других. Больше не чувствуется никаких внятных и видимых признаков игры случая. Тут теперь другое предприятие, пореальнее, побеспощаднее — оно систематически таится от взора таких, как Ленитроп. Кто сидит в высоких креслах? Есть ли у Них имена? Что лежит на Их гладком сукне?

Сверху сочится медно-желтый свет. Огромная зала вся отделана фресками: пневматичные боги и богини, пастельные лебеди и пастушки, туманная листва, трепетливые шарфики… Отовсюду завитушками стекают причудливые позолоченные фестоны — с обломов, канделябров, столбов, оконных рам… под световым люком поблескивает паркет в ожогах… С потолка свисают долгие цепи, лишь на несколько футов не доходят до столов, а на концах крюки. Что вешают на эти крючья?

Минуту Ленитроп в своем английском мундире остается здесь наедине с параферналией порядка, коего присутствие в обычном соре пробужденья он лишь недавно заподозрил.

Тут, среди сливочных бурых и ярких теней могла бы начать вырисовываться на миг некая золотая смутно корне- или человекоподобная фигура. Только Ленитропа так легко с крючка не ссадят. Вскоре — и так неприятно — на него снизойдет, что всё в этой зале на самом деле предназначено для чего-то иного. Для Них означая то, чего никогда не означало для нас. Никогда. Два порядка бытия, на вид одинаковые… однако, однако…

Почему здесь? Почему радужным краям того, что уже почти на него опустилось, непременно пульсировать сильнее всего здесь, в этой обильно закодированной зале? слышь, почему зайти сюда — чуть ли не все равно что войти в само Запретное: те же долгие покои, палаты старого паралича и пагубной возгонки, конденсатов и осадков забытых распадов, которые даже нюхнуть боишься, в этих комнатах полно отвесных сероперистых статуй с распростертыми крылами, неразличимые лица в пыли — в комнатах этих вообще полно пыли, что заволочет силуэты их насельников по углам или еще глубже, осядет на их черные строгие лацканы, смягчится до сахарной пудры, дабы присыпать белые лица, белые манишки, драгоценности и вечерние платья, белые руки, мелькающие так быстро, что не разобрать… что за игра, какие карты Они тут сдают? Что это у них пасы, такие смазанные, такие старые и совершенные?