Ат-Тайиб Салих - Свадьба Зейна. Сезон паломничества на Север. Бендер-шах

И неожиданно в этой толпе я заметил молоденькую девушку, упрямо пробиравшуюся ко мне сквозь плотную толпу. Она обняла меня, поцеловала и сказала по-арабски: „Ты так красив, что нет слов, чтобы это описать. Я так люблю тебя, что нет слов, чтобы это выразить“. Я ответил ей с восторгом, испугавшим меня самого: „Наконец-то, наконец-то я нашел тебя, моя Сусанна. Где я только не искал тебя! Я так боялся, что никогда больше тебя не встречу. Ты помнишь?“ Она ответила словно в забытьи: „Как я могу забыть наш дом в Кархе, в Багдаде на берегу Тигра, во времена аль-Мамуна? Я следовала за тобой через века и всегда знала, что мы встретимся, встретимся непременно. И вот ты, мой дорогой Мустафа, передо мной. С тех пор как мы расстались, ты ничуть не изменился“.

Я и она были словно па сцене театра, а вокруг толпились статисты. Я — герой, она — героиня. Погас свет, и все окутала тьма. На сцене в луче прожектора мы остались одни — я и она. Вопреки доводам рассудка я продолжал лгать. И вместе с тем меня не оставляло ощущение, что я верю собственным словам, да и она тоже, несмотря на свою ложь, была совершенно искренна. Это были минуты редкого опьянения, экстаза, мгновения, за которые можно отдать жизнь. В такой миг ложь и небылицы становятся явью и шут преображается в султана. Во власти этих грез мы уехали на машине в Лондон. Она гнала машину на предельной скорости и время от времени бросала руль, обнимала меня и кричала: „Как я счастлива, что наконец нашла тебя! Я так счастлива, что, доведись мне сейчас умереть, я покину этот мир без ропота!“ Мы останавливались у придорожных кафе и баров и пили кальвадос, пиво, красное вино, белое вино, а иногда виски.

И перед каждым глотком я читал ей стихи Абу Нуваса.

Вот эти, например:

Или эти:

Разве я мог удержаться, чтобы не продекламировать ей следующий стих:

Да, да, все было именно так. Она светилась радостью, опьяненная стихами, а я пил сладостную, волшебную ложь и сплетал для нее тончайшие, удивительные нити грез.

Она шептала мне, что в моих глазах видит мираж жаркой пустыни, в моем голосе слышит крики хищных зверей в первобытных лесах, а я говорил ей в ответ, что в голубизне ее глаз вижу далекие северные безбрежные моря. В Лондоне я привел ее к себе в дом, в гнездо ужасающей лжи, которое создавал преднамеренно, ложь за ложью.

Сандал, алоэ, страусовые перья, фигурки из слоновой кости и черного дерева, фотографии и рисунки — рощи и финиковые пальмы на берегах Нила, яхты, скользящие по водной глади, развернув паруса, как голуби — крылья, закат солнца в горах у Красного моря, караваны верблюдов среди песчаных барханов у границ Йемена, деревья табальди в Кордофане, нагие девушки из племен занде, нуэр и шеллук, плантации бананов и кофейных деревьев, древние храмы Нубии, арабские книги в пестрых обложках с куфическим замысловатым письмом, персидские ковры, розовые занавески и ширмы, огромные зеркала на стенах, разноцветные фонари по углам. Она опустилась на колени и, поцеловав ступни моих ног, сказала: „Ты, Мустафа, мой повелитель и господин, а я твоя рабыня Сусанна“. Так каждый из нас безмолвно выбрал себе роль, она — рабыня, а я — ее господин. Она приготовила мне ванну и искупала меня, добавив в воду розового масла.

Потом я зажег палочку сандала и алоэ в медной марокканской курильнице у входа. Я надел абу и укаль и улегся на кровать. Она растерла мне грудь, ноги, шею, плечи. „Пойди сюда“, — приказал я ей. „Слушаю и повинуюсь, мой повелитель“, — ответила она тихо. В вихре иллюзий, опьянения и безумия я взял ее, и между нами свершилось то, что происходило с людьми на протяжении всех веков. Ее нашли у нее в квартире в Хемпстеде мертвой. Она покончила с собой, открыв газ. Она оставила записку: „Да проклянет вас бог, мистер Саид“.