Мисс Грин была уверена, что уж сейчас-то Венди повержена.
— Вы хотите сказать, что если кто-то в кабаке просит меня выйти подраться, и я выхожу и укладываю его на асфальт, а он в ответ собирается привести старшую сестру, то мне полагается спокойно стоять и ждать, пока меня вырубят?
— А что вы намерены делать, если ясно, что ваш противник гораздо сильнее вас?
— То, что всегда. Я буду драться до потери сознания. Вот такой у меня подход, мисс Грин. И если бы немного больше людей следовало своим принципам, такие, как вы, давно бы поджали хвост.
— Значит, вы потеряете работу.
— Зато сохраню разум.
— Ну что ж, мне почти все ясно, — сказал «Еженедельник домашнего мастера».
— Значит, что-то все-таки не ясно?
— Истинно говорю вам, с таким подходом вы долго не удержитесь на преподавательской работе.
— Ой, правда? Приговор вынесен. Теперь скажите, ваша честь, сколько, вы полагаете, это «долго»?
— Даю вам два года, — сказала мисс Грин через губу, тиская газету.
На последнее представление «Оливера» были приглашены все местные шишки. Мэры, пэры, священники — словом, вся компашка. В своем вступительном слове перед спектаклем мисс Грин сказала, что очень гордится детьми, и со слезами умиления на глазах покинула сцену, не обратив внимания, что в последнем ряду сидят все шестеро моих сестер, матушка и бабушка. Когда занавес поднялся, сверхъестественные силы сразу взяли в оборот всю труппу. Дети стали петь песенки, одна непристойнее другой. Начали с лорда-мэра и его жены, потом перешли на директрису, потом на учителей вообще. Углубляться здесь в текст было бы чересчур, скажу только, что трудно себе представить, как много слов рифмуется с «писей», «сракой», «сиськами» и т. п. Половина аудитории застыла в смертельном оскорблении, другая же половина покатывалась со смеху: ничего подобного они в жизни своей не видали. Мисс Грин и остальные учителя бросились было на сцену, только невидимая сила не дала им шагу ступить. По лицам же детей было видно, что они бы и рады прекратить, да не могут.
Вся эта история попала в местные газеты, а министерство образования объявило, что проводит расследование.
Две недели спустя мисс Грин уволили. Она сопротивлялась, но не очень. Что касается Венди, то она продолжала покорять вершину за вершиной, купила себе квартиру в фешенебельном районе Глазго и стала жить-поживать да добра наживать. Благодарю всех за внимание.
Тук-тук-тук! — слышится от двери. Никто из сестер не шевелится.
— Не заперто! — кричит Джедди.
— Входите! — подает голос Донна.
Это может быть кто угодно, а у них в холодильнике голова. Надо быть немножко поосторожнее.
В гостиную врывается Венди, лучась радостью жизни. Ее светлые волосы стоят дыбом, словно перепугавшись голубизны ее глаз. У них у всех голубые глаза, у моих сестер-то, или зеленовато-голубые. В этой голубизне есть что-то мистическое — в зависимости от настроения ее оттенок меняется. Старая Мэри говорит, что это голубизна Донегола.
— Это цвет неба над Донеголом. Или бурного моря. Или неба в бурю. Или пролива в штиль вдали от берега, — любит повторять она.
Донна и Джедди по-прежнему пялятся друг на друга. Венди выходит на середину комнаты и раскрывает объятия. Но ответных объятий нет.
— Привет же, сестры! — произносит Венди.
Но сестры не отвечают. Венди опускает руки. Ага! Так вот в чем вся штука. Донна опять в своем репертуаре. Сценка называется « Я странное уникальное существо, одно на миллион ». Вот уж эгоцентристка.
— Замечательно. Весь вечер на манеже Донна и ее вытаращенные глаза, — говорит Венди.
Джедди отмечает про себя поддержку Венди и усмехается Донне. Но та даже не дрогнет. Ни на дюйм.
— Гляди! Гляди! — говорит Джедди Донне.
Даже Венди понимает, в чем дело.
— Мистика для бедных, — вздыхает она.
Для Венди это неплохо. Остроты — не ее стихия. Она слишком рациональная, чересчур приземленная, излишне прагматичная. Но сегодня она явилась сюда потому, что этот вечер — редкая возможность выйти за рамки, сойти с привычной колеи училки начальных классов, стать самой собой. Обрести свободу, наконец.
Венди смотрит на Донну. Джедди корчит Донне гримасы. И Донна все же оживает, перекашивает рот и облизывает губы. Затем она резко поворачивается к Венди:
— Мистика для бедных? Да я седьмая дочь седьмой дочери, если хотите знать!
— У меня для тебя новость, Донна, — нас всего шестеро!
Читать дальше