Сомали Мам - Шепот ужаса

После этого вьетнамка пришла к нам. Мы тут же направились в полицию за разрешением для группы Клода снимать в Свей Пак. Была суббота. Видимо, в этом была наша ошибка — полицейские не любят работать по выходным. К тому же у них оказалось достаточно времени, чтобы предупредить владельцев публичных домов. Когда же разрешение на съемку уже в понедельник вечером все-таки выдали, в борделе никого не оказалось. Ни девушек, ни сутенеров. Свей Пак оказался чист.

Мы с Пьером пригрозили, что соберем пресс-конфе- ренцию, на которой объявим о существующем преступном сговоре полиции с хозяевами борделей. Эта угроза подействовала: был арестован один из владельцев публичных домов, который рассказал, где находится Лоан. Но когда мы добрались до места, дом оказался заперт, — о нашем визите вновь успели предупредить.

Вдруг мы заметили нескольких девушек, которые выбегали из другого дома на этой же улице — многие бордели в Свей Пак соединялись подземными ходами. Среди девушек оказалась и Лоан. Ей было всего четырнадцать, и она пережила настоящее потрясение. Дочь и мать увидели друг друга и зарыдали. В полицейском участке мы выдвинули обвинения.

Перед уходом съемочная группа Клода передала дочери и матери немного денег, чтобы они смогли вернуться во Вьетнам.

Меня начали преследовать. Посреди ночи нам домой звонили и угрожали мне и моим домашним, если я не прекращу свою деятельность. Я получала письма, в которых говорилось: «Уезжай из Пномпеня, не то расстанешься с жизнью». Однажды, когда я была неподалеку от Центрального рынка, ко мне подъехал большой черный мотоцикл — мы называем такие бульдогами. Незнакомый мужчина наставил на меня пистолет и сказал: «Уезжай. Я в тебя не выстрелю, но найдется кто-нибудь другой».

Думаю, мужчину наняли убить меня, но по какой-то причине он этого не сделал. Может, я помогла его сестре или знакомой девушке.

Я очень испугалось: направленное тебе в сердце дуло пистолета игнорировать труднее, чем телефонные звонки и письма с угрозами, на которые я старалась не обращать внимания. В тот вечер я тщательно заперла в доме все окна и двери. С тех пор ночам я не спала, делая обход по дому и прислушиваясь к каждому шороху. Больше всего я боялась за Нинг и Адану. Я была абсолютно выбита из колеи, не знала, что необходимо предпринять.

Пьер сказал, что пора сделать перерыв, и мы все отправились в Лаос — там у Пьера были друзья, у которых можно было снять дом. Он сказал, что оставит нас здесь на какое-то время, пока все не уляжется. Тогда камбоджийцы не могли передвигаться легко и свободно — нужны были визы, получить которые было практически невозможно. Но поскольку я вышла замуж за француза и стала французской подданной, трудностей с получением визы у меня не возникало. Наш приют я оставила на попечение матери; оба приемных родителя приехали в аэропорт проводить меня.

Вечером накануне отлета я написала письмо на имя премьер-министра Хун Сена. Конечно, это было все равно что бросить иголку в стог рисовой соломы, — я не очень верила в то, что это возымеет какое-то действие, но мне просто необходимо было высказать все людям, облеченным властью. Я написала, что торговцы «живым товаром» угрожали поджарить мою маленькую дочь, как курицу; написала, что мне приходится уехать из страны, спасая свою жизнь. А все из-за того, что я помогаю женщинам, которых держат в неволе и которыми торгуют, как рабынями.

Мы прилетели в Лаос, и ночью мне приснился сон. Я увидела, что дом родителей в деревне объят огнем. Разбудив Пьера, я сказала: «Мы должны вернуться!». Он ответил, что я веду себя как старая суеверная кхмерская ведьма. «Кончай с этими фантазиями», — раздраженно бросил мне он, но все же обещал по возвращении в Камбоджу проверить, все ли в порядке у родителей.

Моя приемная мать встречала Пьера в аэропорту; едва только он увидел ее, как понял — что-то случилось. Он спросил: «В чем дело — дом сгорел?» А мать заплакала: «Откуда ты знаешь?»

В тот самый вечер, когда я уехала из Пномпеня, кто- то съездил в Тхлок Чхрой и расплескал вокруг дома родителей бензин. Видимо, мои недоброжелатели посчитали, что раз меня нет в Пномпене, я решила укрыться в деревне.

Дом и все, что находилось в нем, сгорело дотла всего за десять минут. Еще бы — сухие листья да бамбук! Родители спаслись только потому, что поехали в аэропорт провожать меня. Однако внутри оставался старик, который присматривал за домом в отсутствие хозяев. Соседи успели вытащить старика из огня. Его увезли в больницу, но от полученных ожогов он так до конца и не оправился.