Эрнесто Сабато - О героях и могилах

Сами судите, у человека, который знал Фернандо, как знал его я, подобные сплетни могли вызвать лишь ироническую улыбку; все же они содержали некую долю истины, как всегда бывает даже с самыми фантастическими слухами. Вскоре слухи подтвердились: Фернандо женился на шестнадцатилетней девушке-еврейке. Несколько лет он роскошествовал в прекрасном доме в Мартинесе [153] Мартинес – район Буэнос-Айреса. – Прим. перев , купленном и подаренном сеньором Шенфельдом; быстро растранжирил деньги, которые, конечно, были получены к свадьбе, затем продал и дом и в конце концов оставил жену.

Таковы факты.

Что ж до их толкований и сплетен, тут было над чем призадуматься. Пожалуй, надо бы вам рассказать и то, что об этом думаю я, так как эти события отчасти помогают понять личность Фернандо, вроде того как истории о трагикомических проказах дьявола отчасти раскрывают его суть. Забавно, что слово «трагикомические» сейчас впервые пришло мне на ум в связи с Фернандо, но, кажется, оно тут вполне уместно. Фернандо по сути своей был человеком трагическим, но есть в его жизни моменты, окрашенные юмором, пусть и черным юмором. Известно, например, что во время сомнительных перипетий его женитьбы он дал волю своей склонности к мрачному юмору, разыграв инфернально комический спектакль, что доставляло ему огромное удовольствие. Об этом говорила его фраза, передаваемая дамами, любительницами канасты, фраза о католическом благочестии его семьи и о невозможности жениться на разведенной. Фраза вдвойне издевательская: он тут насмехался не только над католицизмом своей семьи, католицизмом вообще и над любыми принципами и основами общества – он еще изрекал ее перед матерью девушки, перед той, с кем у него была интимная связь. Вообще, смешивать «почтенное» с непристойным было одной из любимых забав Фернандо. То же и в словах о жене, по слухам произнесенных им, дабы не лишиться великолепного дома в Мартинесе: «Она сама покинула семейный очаг». Когда в действительности бедняжка, вероятно, в ужасе бежала оттуда или, что еще вероятней, была изгнана какой-либо дьявольской проделкой. Одним из развлечений Фернандо было приводить в дом женщин, которые явно были его любовницами, причем он убеждал женушку (а дар убеждения у него был неслыханный), что она должна их принимать и угощать; и несомненно, что он с умыслом довел этот эксперимент до крайности – жена устала и в конце концов сбежала из дому, чего Фернандо и добивался. Каким образом сохранилось за ним право собственности, я не знаю, но думаю, что он сумел уладить дело с матерью (она продолжала его любить и, следовательно, ревновать к дочери) и с сеньором Шенфельдом. А каким образом коммерсант стал другом человека, который, по слухам, был любовником его жены, и как эта дружба или некая слабость дошла до того, что опытнейший делец подарил роскошный дом человеку, который мало того, что был любовником его жены, но еще сделал несчастной его дочь, – все это навеки останется одной из тайн, окружавших темную фигуру Видаля. Но я убежден, что для этой цели он провернул какую-то хитрейшую интригу, вроде тех, к каким прибегают правители макиавеллического толка, чтобы подавить оппозиционные партии, которые к тому же враждуют между собой. Я представляю себе дело так: Шенфельд ненавидел жену, изменявшую ему не только с Фернандо, но еще раньше – с его компаньоном по фамилии Шапиро. Наверняка он испытал злорадное чувство, узнав, что наконец нашелся человек, который унизил и заставил страдать эту ученую даму, нередко выказывавшую ему свое презрение; от злорадства до восхищения и даже привязанности – один шаг, чему еще помог дар Фернандо очаровывать людей, когда он этого хотел, дар, подкрепленный полным отсутствием искренности и порядочности, ведь люди искренние и порядочные – когда к их отношениям с друзьями примешиваются нотки неудовольствия из-за каких-либо недоразумений, неизбежных в общении даже самых лучших людей, – не способны совершать подобные подвиги, очаровывать в корыстных целях, как делают циники и обманщики; и совершается это по тем же законам, по коим ложь всегда приятней правды, ибо правда всегда задевает – даже люди, близкие к совершенству, люди, которым мы хотели бы более всего нравиться и угождать, несвободны от недостатков. Кроме того, сеньор Шенфельд, вероятно, радовался еще и от сознания, что жена его страдает, чувствуя себя униженной из-за своего возраста, так как Фернандо обманывал ее с юной, прелестной девушкой. И наконец (быть может, это тоже играло роль), во всей этой операции он, Шенфельд, ничего не терял, ибо он и раньше был обманутым мужем, зато проигрывал сеньор Шапиро, у которого, как у соблазнителя, самолюбие должно было быть куда более обостренным, но также более уязвимым, чем у сеньора Шенфельда. И поражение Шапиро в этой единственной области, где он имел преимущество над своим компаньоном (хотя Шенфельд и был как супруг, возможно, не на высоте, в делах коммерческих ему не было равных), унижало его так ощутимо, что, по контрасту, силы Шенфельда должны были удвоиться. Наверно, так оно и было – не только его текстильные предприятия оживились благодаря новым, смелым коммерческим операциям, но также после женитьбы Фернандо все заметили в обращении Шенфельда со своим компаньоном явную, почти отеческую нежность.