Зоя Журавлева - Требуется героиня

– Вот вы, молодой человек, улыбаетесь! Вот вы так легко беретесь писать об актерском труде. Вам кажется, это тьфу! А я вас, между прочим, даже ни разу не видал за кулисами. И товарищи мои не видали. Вы даже не сочли нужным с нами поговорить, прежде чем писать. Вы даже с главным режиссером не поговорили!

Тогда сутулый сотрудник встал, уронив длинные руки, казалось, они упадут до пола. Он помялся и сказал, улыбнувшись всем:

– Так я же только вчера приехал, граждане…

– Как? – удивился даже Хуттер. – Что же вы молчали?

– Ишь какой хитрый! – засмеялся Гуляев. – Вы бы тогда ничего не сказали. А мне у вас так понравилось! А газета, конечно, дура, я за нее извиняюсь. Хотя только с завтрашнего дня приступаю к работе. Практикант, который писал, уже дал деру, так я просто пришел извиниться и познакомиться…

Тут Хуттер сразу сказал, у него нюх:

– Зачем вам эта газета? Идите лучше к нам, заведующим литературной частью. Место пока пустует. А все пустотелые просятся. Не хотим брать. Идите. Не пожалеете.

Гуляев замотал длинными руками:

– Спасибо. У вас хорошо, но газету не променяю.

Работал в газете и все вечера пропадал за кулисами.

Ритм его особенно вдохновлял, театральный. Перед премьерой костюмы, как всегда, не готовы, станок недокрашен, заслуженный артист Витимский забывает слова, глухой парикмахер куда-то засунул нужную лысину, репетиции идут до двух ночи, все валятся с ног и, очнувшись, неинтересно лаются друг с другом. А Гуляев обнимает бабу Софу, вахтершу, длинными своими руками и завистливо стонет на весь вестибюль:

– Как у вас хорошо! Какой у вас ритм прекрасный! Как в настоящей газете! У нас на Камчатке такая газета была!

И баба Софа лениво отмахивается от него бандитским голосом:

– Ладно, не висни, чего там. – Гуляев нравится даже бабе Софе.

– Пойми, – говорил ему Хуттер, – ты же нам по характеру нужен. Ты же в этой газете совсем заснешь.

– А я, может, уеду, – говорил Гуляев. – Как приехал, так и уеду. Я жадный, мне надо весь Союз посмотреть. Тем более мне еще даже комнату редактор не выбил.

– Нет, ты нас не бросишь, – говорил Хуттер. – Тебя же всю жизнь будет совесть есть. Иди, я тебе свою квартиру отдам. Хочешь, ключи в карман положу? Держи ключи.

Гуляев отскакивал от Хуттера, зажимал карман и смешно тряс длинными руками. Около года тряс. Потом пришел к Хуттеру в кабинет и сказал:

– Бери, если не передумал. Надоело. Хватит.

– Что надоело? – спросил любознательный Хуттер.

– Редактор, – объяснил Гуляев. Все молчал о производственных тайнах, теперь накипело. – Как критический материал идет, хоть совсем не ложись и сиди у него под дверью. Кто-нибудь ему что-нибудь обязательно скажет, он обязательно сдрейфит и снимет из полосы. В типографию не поленится сбегать, сам дырку заткнет, но снимет. Если его за руку не схватишь. Вовремя схватишь, можно уговорить. Прямо не верится, что ровесник. Можно подумать, головой все время рискует. Как же люди раньше работали! Все «тише, тише, согласуем, узнаем», сам уже шепотом говорит. Нет, я так не могу!

– А ты о нем фельетон напиши, – посоветовал мстительный Хуттер. – В столичную прессу.

Месяца через три Гуляеву уже дали комнату в театральном доме, через дорогу от Лены. Гуляев, конечно, свой парень и безотказный, но форточкой все-таки глупо обременять, неудобно. Дрова им для ванны Юрий пилил вместе с Гуляевым, подвернулся тогда Гуляев в помощники. Длинная рука провисала и мешала Гуляеву пилить, он сам над собой смеялся. Лена, уж на что сдержанная с чужими, тоже смеялась. И потом Гуляев хвалился, что помогает им иногда по хозяйству: забить, расколоть. «Жадный я на хозяйственные работы», – смеялся Гуляев.

Юрий даже как-то сказал Лене:

– Вы не очень на Гуляеве ездите. Неудобно все-таки эксплуатировать человека.

– Гуляева? – не сразу даже вспомнила Лена. – Я уж его месяца полтора не видала. Он, кажется, Боре как-то картошку помог тащить.

Трепло газетное, называется, помогает.

Когда Гуляев впервые увидел Борьку, он сказал Юрию:

– А я как-то боюсь заводить. Все кажется, кого-то родить – значит вроде уже расписаться и поставить на себя крест…

– Холостяцкий психоз, – усмехнулся Юрий.

Но Гуляев, тесно облапив себя очень длинными руками и медленно, как всегда, раскачиваясь вместе со стулом, вдруг сказал:

– Вот это мне тоже у нас в театре ужасно нравится. За пазуху друг другу не лезем. У меня жена на Камчатке осталась…

Он как будто не докончил, поэтому Юрий спросил: