Андрей Жвалевский - Как кошка с собакой

— Жри, Ромео, жри.

Мне все время казалось, что я просто еще раз родился. Первая жизнь вспоминалась как-то тускло, даже запахи из памяти выветрились. Но все равно было много похожего. Раньше я восхищался Вожаком, теперь — Хозяином.

Хозяин пах резко и выпукло: табаком, пивом и какой-то химией. Если бы я внезапно почуял этот запах, то чихнул бы и убрался подальше. Но жизнь была новая, входил я в нее вместе с этим запахом и поэтому воспринимал его как нечто само собой разумеющееся. Иногда к Хозяину приходил другой крепко пахнущий человек. Он колол меня иголками и впрыскивал какую-то гадость. Как только я смог шевелить головой, первым делом попытался этого типа тяпнуть за руку. Но Хозяин крепко взял меня за голову и сказал:

— Нельзя, Ромка. Это доктор. Он тебя лечит, делает тебе хорошо, понял?

Я не очень понял, что хорошего, когда в тебя втыкают иголку, а тем более — когда накачивают такой дрянью, что нос в колбаску загибается. Но кусать доктора больше не пытался. Иногда рычал для острастки, чтобы тот не очень-то расслаблялся. Мне больше всего помогали хозяйские руки. Когда он меня гладил, чесал за ухом или под подбородком, я замирал и старался впитать в себя это обалденное ощущение. Я был уверен — как только выздоровею, Хозяин меня снова выставит на улицу. Поэтому старался сохранить тепло его руки внутри, в себе. Не получалось. Как только Хозяин оставлял меня одного, ощущение исчезало. Оставалась только уверенность, что совсем недавно я испытал такое эдакое, что никак не опишешь.

Не знаю, что помогло — иголки и отрава доктора или руки хозяина — но через три недели я впервые поднялся на ноги. Эту героическую попытку я совершил в отсутствии Хозяина. Очень не хотелось, чтобы он меня видел таким слабым, с трясущимися лапами и перекособоченным. Я должен был доказать ему, что смогу его защитить, буду охранять дом… и вообще такой пес, как я, в хозяйстве пригодится.

План мой провалился. Наверное, когда поднимался, треск моих костей разнесся по всему дому. Не успел я как следует поймать равновесие, как на кухню вошел Хозяин.

— Ого! — обрадовался он. — Вот видишь, как тебе доктор помог. А говорили — не выживет! Ты у меня просто богатырь!

Я попытался в ответ вильнуть хвостом. Зря. Отдача мотнула мое худое тело сначала в одну сторону, потом в другую — и свалила на подстилку. Хозяин охнул, подскочил ко мне, принялся ощупывать и оглаживать.

С этого дня я повторял попытки подняться.

И через неделю он вывел меня во двор. Тот самый двор, где окончилась моя прежняя жизнь. Я брел по нему с отстраненным интересом. Вот из этого двора мы бежали. Тут я оцепенел. Здесь произошла стычка с этим… как его… Кочаном. Тут на меня навалилась стая…

И вдруг откуда-то сверху раздался призывный мяв. Я поднял голову и понял, что есть кое-что, что связывает мою прежнюю и новую жизнь.

На форточке сидела та самая кошка и, кажется, улыбалась мне.

— Привет, — сказала она с искренней радостью. — Ты живой? Здорово!

Я буркнул что-то в ответ. Стоял, смотрел и моргал. Ее чистый и пушистый запах только теперь дополз до меня. Или я его уже почуял, но не вспомнил? Короче, чувствовал я себя абсолютным дураком. Думал: «Ну вот и познакомились. А я ободранный, как крыса… и хромаю».

Хорошо, что Хозяин выручил, увел домой. А то я так и стоял бы, не зная, что делать.

Только дома смог успокоиться и понять, что произошло: она меня узнала! И не просто узнала, но и обрадовалась, что я жив! Завтра я снова ее увижу и уж тогда-то поговорю нормально!

Я попытался подпрыгнуть от радости, почти смог, подвернул правую переднюю лапу и следующие два дня никуда не выходил.

Следующие два дня мое настроение летало вверх-вниз, как пусиковский мячик на резиночке. Ликование от того, что странный пес жив, сменялось необъяснимой хандрой от того, что мы с ним почти не поговорили.

Я практически жила на подоконнике, боясь пропустить очередную прогулку собаки. Нервная стала, Ольку поцарапала. А чего она ко мне пристала? Нашла время ласкаться!

Пес вышел во двор только на третьи сутки. Его вынес тот самый «симпатичный» парень, поставил на травку и отошел куда-то, болтая по телефону. Пес выглядел в целом, немного получше, но сильно хромал, причем странно заваливаясь на сторону. Он ушкандыбал куда-то за кустик, там повозился, и вывалился обратно, слегка поскуливая и стараясь не наступать сразу на обе передние лапы.

Мне было его страшно жалко, но выглядело это все так комично, что я не выдержала и фыркнула. Пес поднял глаза. На его морде сразу же появилось выражение одурения — у меня возникло ощущение, что я ему мерещусь.