Зое Вальдес - Кафе «Ностальгия»

Я не помню Самуэля взрослым. Думаю, что он был тем самым парнем, что принес ящик бутылочного пива без этикеток, он просидел весь вечер на парапете террасы под пискуалами, внимательно следя за тем, как Монги-Заика накачивался спиртным Мина пришла позже, принесла несколько ужасных пирогов с сыром, совсем черствых. Самуэль помнил, как Игорь пригласил меня танцевать, и мы выписывали невероятные па: он подбрасывал меня в воздух, а потом подхватывал на лету; я была чересчур худая, и он боялся, как бы мне что-нибудь не сломать. В полночь Андро достал свои запрещенные пластинки, привезенные из Майами, и мы заорали во всю глотку и бросились как безумные танцевать; когда-то мы придумали танец, который назвали «Куча мала», он состоял в том, чтобы танцевать не сходя с места, но как только Андро кричал: «А теперь куча мала», мы валились на пол, выложенный плиткой, все в одну кучу, катались по полу, тискали друг друга; в тот вечер на террасу поднялся кто-то из соседей и пригрозил вызвать полицию, если мы не успокоимся и не прекратим выдрючиваться под эти сомнительные песенки. Под занавес, когда мы проверили каждую бутылку и убедились, что у нас не осталось ни капли спиртного и ни щепотки травки, мы решили посмотреть по видео запрещенный фильм Леона Ичасо [211] Леон Ичасо – современный кубинский кинорежиссер. «Супер» и заревели в три ручья по всем тем, кто вынужден был уехать с острова, потому что в фильме речь шла как раз об этом, об одной кубинской семье изгнанников; ужасно было представить, что и мы могли оказаться в подобной ситуации.

Самуэль рассказал, что все девчонки разошлись кто с кем, и он обрадовался, когда увидел, что Сильвия и я вышли одни и пошли вниз по Одиннадцатой улице до остановки двадцать седьмого автобуса на улице Линеа. Он пошел за нами, питая кое-какие надежды, ведь он имел виды на Сильвию и поэтому сразу вышел вслед. Он шел так близко, что слышал то, о чем мы говорили – о каких-то мировых исторических памятниках, которые мы мечтали увидеть, прежде чем помрем, и этот наш пессимизм развеселил его. Он видел, как Сильвия села на восемьдесят второй, а я затерялась в толпе, штурмующей двадцать седьмой автобус, выбрасывающий в воздух гадости больше, чем Чернобыль. Он вернулся домой пешком, влюбленный, или почти влюбленный, в эту неповторимую женщину. Не понимаю, в чем он нашел эту неповторимость.

– Не знаю, почему не обратил на тебя внимания, наверно, ты отпугнула меня своей дикой пляской, – сказал Самуэль, копаясь в воспоминаниях.

– Кроме того, я была старше тебя. Тогда разница в годах чувствовалась сильнее, – ответила я.

– Но и Сильвия была старше, а она мне понравилась. Меня не привлекали девушки моего возраста или те, что младше, – он еще сильнее прижал меня к себе. – Не бойся, я не собираюсь к тебе приставать, поверь, времени для этих девиц у меня было достаточно.

– Времени – да, а вот возможности – нет, – моя сдержанность задела его, и он отстранился. Я умудрилась выразить как раз противоположное тому, что было у меня на душе, С того момента, как мне стало ясно, кто есть Самуэль на самом деле, я хотела его еще больше. Это был внезапный толчок, некий спасительный порыв завершить с сыном то, что так неудачно началось несколько лет назад с отцом. С отцом все получилось ужасно, и нужно было это исправить. Но как? Та давняя история причинила мне столько боли, что все мои последующие любовные связи стали заканчиваться, не успев даже начаться. Тот случай парализовал все: мои разум и чувства, и я, ничего не чувствуя, предпочитала прекращать всякие отношения. Я могла любить, но только до тех пор, пока от меня не начинали требовать физической близости. И сейчас я в один миг сдалась перед своим асексуальным инстинктом и отбросила всякую мысль соблазнить своего друга. А что, если ему надоело искать со мной неповторимой близости, ждать, когда же наконец даст о себе знать мое либидо. И что делать, если он уйдет? Чем я буду, если Самуэль исчезнет? И что, я опять останусь ни с чем? Ведь нет ничего лучше, чем распахнуть в заснеженное утро окно, разбудить Самуэля неясным прикосновением пальцев. А в ответ – зевок, он, целуя меня, вытягивает руку, и наши пальцы переплетаются, и нас обволакивает свежесть зимнего утра.

– Несправедливая, ночь лишает меня тебя, – шутил он. Ведь я была уверена, что он шутит.

– Найди себе какую-нибудь воняющую потом француженку, из тех, что будет содержать тебя, – оборачивалась к нему я.

– Это мне испортит конец; уж лучше мне тогда заняться мастурбацией при луне. Пойду-ка лучше помочусь, вдруг удастся избавиться от стояка, – и он шел в туалет; а потом мы вместе завтракали…