Артем Литвинов - Пылающая комната

— Я бы это сделал, клянусь, — с горячей уверенностью, возразил я.

Он посмотрел на меня высокомерно и усмехнулся. Видимо, он считал каждое мое слово ложью и ничем больше.

— Я знал, что ты сопляк и трус, захотел бы — убил, но ты хотел, чтобы тебя трахнули, а когда я это сделал, забился в нору и не знаешь, что тебе с этим делать.

Я молчал. Он докурил сигару, налил еще коньяк и выпил залпом. Он не пьянел, его глаза смотрели на меня, как обычно, холодно и рассудочно. Он меня презирал, и было за что.

— Пошли, — он встал и, взяв меня за плечо, повел за собой. Я уже не собирался ни оправдываться, ни спорить, ни объяснять, почему я не мог его видеть и насколько он был не прав, называя меня трусом.

Он привел меня в спальню, я еще раз отметил, насколько он безошибочно ориентируется в этом доме. Он не искал комнату, но шел так, как будто отлично знал ее расположение.

Я не ложился последние два дня. Он повернулся ко мне и спросил:

— Для чего тебе постель, Гор?

— Чтобы спать, — ответил я мрачно.

Он с любопытством, граничившим со сладострастной жесткостью изучал мое лицо.

— Может, тебе не хватает его, — он взял мою руку и прижал ее к себе пониже живота. Моя эрекция была мгновенным ответом на то, что я почувствовал. Я отдернул руку и отвернулся. Мое сознание не желало мириться с тем, что происходило, оно металось как загнанный зверь, силясь найти хоть какой-нибудь выход. Этот человек стремился разрушить саму основу моей жизни, мое понимание самого себя, разрушить до основания не ради каких-то абстрактных целей, а просто потому что его собственная животная сила, слитая с его беспощадным рассудком требовала этой жертвы неотступно и незамедлительно. Он шел напролом.

— Ложись, — сказал он и вышел. Я не сомневался, что он ушел принять душ, а мне было все равно, даже если бы от него несло, как от последнего бродяги в этом городе, я бы только еще сильнее хотел его. Я разделся и лег, закрыв глаза. Комната, все окружающее пространство вращалось против часовой стрелки, вызывая у меня омерзительно тошнотворное состояние. Конрад лег рядом, притянув меня к себе. Я вспомнил, как он сжимал мое горло, во время нашей драки в офисе. Но теперь вместо звериной ярости на его лице было выражение удовлетворения. Ему должно быть нравилось сгибать меня, но, сделав это и поняв, что я сам не мог желать ничего иного, он наконец успокоился.

— Видишь, Гор, — сказал он, — никуда не деться от самого себя, так что лучше стань таким, каков ты есть, а ты знаешь, что это значит.

Я задумался над его словами. Каким же я должен был стать, чего он хотел от меня, чтобы я преклонялся перед ним или доверял ему, если ему вообще можно было доверять.

— Я пытаюсь, — ответил я, — если бы ты не ломал меня, все было бы проще.

Он усмехнулся.

— Тебе это не повредит, и чем скорее ты это поймешь, тем скорее избавишься от своей дури. А теперь давай, встань на колени.

Мне стало страшно от той готовности, с какой я способен был выполнить его требование, словно я был девкой, которую он снял, чтобы он дала ему делать с ней все, что ему вздумается. Я встал на колени, опираясь на постель всем телом. Что-то немыслимо унизительное было в ожидании того момента, когда он наконец изволит начать совокупление. Но еще более унизительным было мое собственное вожделение, желание ощутить внутри его член. Он встал сзади между моих ног на колени и стиснул мои плечи. Я так жаждал дать ему подтверждение того, что его власть надо мной неоспорима и я признаю ее, вопреки самому себе, своей природе и гордости, которую еще никто не попирал так бесцеремонно и сладострастно как он, что сам раздвинул свои ягодицы. Он уперся лбом в мою спину и вошел стремительно, настолько, что я кончил, испытывая вместе с мучительным удовольствием болезненное чувство стыда за него. Он не обратил на это никакого внимания, он двигался, оттягивая меня за плечи на себя. Когда он кончил, внутренности у меня сжались в комок, я почувствовал, как сокращаются его мышцы отдавая все, что больше не могла удерживать его плоть. К чему было лгать себе, что я уступал из-за невозможности противостоять ему, я уступал ради наслаждения, мне нравилось все, что он делал, все, что говорил, все, что он требовал от меня.

— Передохни, — сказал он мне, отпустив меня наконец. Я лег, не ощущая собственного тела.

— Почему ты не приехал ко мне? — Конрад лег рядом, накинув на нас обоих одеяло. — Стыдно было или испугался?

— И то и другое.

— Забудь об этом, я бы тебя все равно из под земли достал.