Лаура Рестрепо - Ангел из Галилеи

— Так это так называется, падре? Прислуга по уставу? — Ара рывком высвободила руку.

— Ты слишком далеко заходишь. Ты раскаешься, Ара, слышишь меня?

— Отойдите с дороги, падре. — Голос Ары дрожал.

— Я умолкаю, потому что боюсь сказать лишнее в присутствии этих людей. Но я это так не оставлю, Ара. Нет, Арасели, поверь мне, что нет.

Священник освободил дорогу и сделал знак сопровождавшим его головорезам, чтобы они последовали его примеру.

Мы прошли мимо них с гордым и надменным видом, неся на носилках нашего непобедимого ангела. Мы продолжили свой путь по склону вниз, и всю первую часть дороги, самую скользкую, до автобусной остановки, Свит Бэби Киллер несла ангела на спине с таким трепетным смирением и благодарностью, словно каждый шаг с этой драгоценной ношей на плечах был привилегией.

— А ведь это было не так и ужасно, правда, донья Ара? — не сдержалась я.

— Что не было ужасно, сеньорита Мона?

— Ваша жизнь с падре Бенито.

Она ненадолго задумалась.

— Нет. Не слишком. Если бы не мои сыновья, мне было бы лучше остаться с ним.

В автобусе ангел сел один, с явным любопытством глядя в окно, а последнюю часть пути — с того места, где мы вышли из автобуса, и до приюта, то есть пятнадцать кварталов по территории, где царили уличные воришки и нищие, мы по очереди несли его на носилках. Стоит ли говорить, что дело это было страшно трудным: мой ангел только выглядел эфирным созданием, а весил как каменная глыба.

«Приют для дур» был когда-то — сейчас его уже не существует — тем местом в городе, куда, по традиции, если не было других воскресных планов, на протяжении многих лет люди отправлялись на прогулку, чтобы поглядеть на безумных женщин, как другие ходят смотреть на верблюдов в зоопарке. Отсутствие уважения к обитателям приюта заставило директора выбить на камне над входом ту самую, знаменитую, надпись: «Вы находитесь на территории, принадлежащей душевнобольным. Мы надеемся, что ваше поведение будет так же разумно, как их».

Теперь прогулки и визиты без предварительного разрешения были запрещены, но надпись продолжала красоваться на прежнем месте, и мы, женщины из Галилеи, пронесли под ней нашего ангела, прикрытого парусиной. Донья Ара держалась твердо и не выказывала никаких признаков того, что хочет повернуть назад, меня же, наоборот, раздирали сомнения. Я чувствовала, что самоуправно верчу судьбой ангела, руководствуясь своими интересами, которые были весьма далеки от его, и со страхом ждала, чем это кончится. А вдруг не было благим мое стремление устроить все так, как мне казалось правильным? Вдруг это та самая иголка, которая проколет гигантский воздушный шар мечты, единственной мечты многих людей?

Я задержалась на секунду, чтобы спросить мнение Орландо, которому я научилась доверять:

— Ты думаешь, что мы поступили правильно, привезя его сюда?

— Я не знаю.

— Как это не знаешь? Наверное, ты в первый раз чего-то не знаешь.

— Не знаю, — повторил Орландо, который явно растерялся, возможно, потому что оказался за пределами Галилеи.

Перед нами открылся выложенной плиткой коридор, той маленькой шестигранной плиткой, в которой несколько светлых многоугольников перемежаются темными, образуя узор вроде цветка, — в мое детство она часто встречалась, а сейчас ее уже не увидишь. Патио в доме бабушки были украшены точно такой же. Я имею в виду бабушку со стороны матери, о которой уже рассказывала, что она под конец жизни лишилась рассудка. Была ли здесь какая-то связь? Может, эти бесконечно повторяющиеся шестиугольные цветочки таят в себе ключ к безумию?

Мы спросили у медсестры про доктора Мондрагон, и она пригласила нас присесть на стоящую сбоку скамейку, похожую на церковную, и подождать. Мы устроились на ней в рядочек, съежившись, положив руки на колени, как сироты, которым предстоит первое причастие, и так прождали довольно долго.

Ангел спал, я предавалась кисло-сладким воспоминаниям, а Орландо вытащил нож и занялся бесполезным занятием, пытаясь обстругать конец одной из досок на его носилках.

Заметив, с каким удивлением мы наблюдали за несуразными движениями женщины, которая, взяв тряпку и ведро с мыльной водой, мыла пол, медсестра нам объяснила:

— Это одна из пациенток. Когда они хорошо себя ведут, мы поручаем им какую-нибудь работу, чтобы они были заняты.

Мы подождали еще немного. Мой ангел доверчиво улыбался, погруженный в полудрему, в волны своего чуткого сна. Он не знал, что я, словно Иуда, готовлюсь предать его!