В руках у мужчины последнее письмо, а он так и не нашел ничего примечательного, ничего, что могло бы хоть как-то подтвердить или объяснить его подозрения, ничего, за что можно было бы зацепиться. Подавив тяжелый вздох, Влад возвращается к чтению:
Славочка, дорогая моя!
Не перестаю сокрушаться о решении, принятом тобой много лет назад. Конечно, мысль о том, что ты счастлива в своем выборе, не позволяет мне окончательно расстроиться, но все же и покоя долгожданного я обрести не могу. Все кажется мне, я не на своем месте. Будто и сына твоего присвоила, и внука. Дима зовет меня бабушкой, а о тебе лишь важно спрашивает: «Как там сестра Серафима?» Знаешь, с тех пор как Влад купил для нас старую квартиру в Замоскворечье, я особенно остро ощущаю твое отсутствие. Не знаю, чем так досадил тебе светский мир. Я уверена, мы могли бы жить счастливо. Ты столько лет прожила, заботясь о сыне, существовала лишь ради него и отдавала ему последнее, а теперь лишила его возможности все воздать тебе сторицей. Славушка, я — человек бездетный, но теперь, когда я уже столько лет ощущаю себя полноценным членом пусть и небольшой, но дружной семьи, я не могу понять, что же может быть дороже общения с дорогими людьми? Как можно променять этот бесценный дар на служение церкви? Я знаю, ты поправишь меня. Скажешь, что служишь Господу, но, честное слово, милая, я не верю, что его волнуют такие мелочи, как, сколько раз в день ты молишься, какое количество дел для монастыря ты успела сделать за сутки и испросила ли ты благословения на каждое из них. Конечно, ты снова ответишь мне, что довольна своей жизнью, но я не перестаю сожалеть об этом. Ты считаешь, что твое место там. А мне кажется, что оно здесь, возле сына. Это тебе он должен покупать квартиры, с тобой задушевно болтать о прочитанных книгах, тебе рассказывать смешные истории о своих пациентах. Нет, не волнуйся, он не нарушает клятву Гиппократа, не выдает никаких врачебных тайн, делится исключительно информацией безобидной. Но это с тобой он должен ею делиться. Мне все кажется, что счастье, которое я получила на старости лет, должно по праву принадлежать тебе. Прошу, не сердись! Ты же знаешь, все это искренне и от чистого сердца. И несмотря на то, что ты так далеко и была далеко большую часть жизни, никогда у меня не было человека ближе и роднее, дорогая моя сестричка. Так что очередной всплеск эмоций обусловлен вовсе не наступающим старческим маразмом, а нежными чувствами, что я испытываю к тебе. Так хочется, чтобы ты была рядом. Посмотреть бы на тебя еще раз хоть одним глазочком. Давно не виделись… Да мне уже здоровье не позволяет ехать в такую даль, а ты из нее выберешься уж, видно, только на мои похороны. Извини за прямоту…
Дальше следовало еще несколько страниц подобных же рассуждений. Влад знает — это последнее письмо тети Тони к своей младшей сестре. Получив его, мать (удивительно!) немедленно приехала, а через три дня после долгожданной встречи счастливая тетка умерла.
Какой смысл было заставлять себя перечитывать это послание? Влад и без того прекрасно помнил, что в нем не было ни слова об Алине. И зачем, кстати, тогда это письмо отдали ему? Скорее всего, случайно. Мама просто отослала тете все ее послания, а она передала их племяннику. Может, у него разыгралось воображение? Может, не было и нет никакой тайны, никаких секретов? Просто профессия в очередной раз напомнила о себе. Все психологи прекрасно знают: человек легко убедит себя в том, в чем хочет быть убежденным. Влад очень хотел обнаружить нечто странное и поверил в то, что это возможно.
— Осел! — беззлобно укоряет он себя. Секунду молчит и усмехается: — Старый осел! Старый осел, разучившийся доверять людям. — Он сворачивает письмо, собирается встать, быстро по инерции пробегает глазами по последним строчкам:
P.S. Да, дорогая, мне тоже очень жаль, что ничего не получилось, но об этом я уже писала.
Целую. Я.
Гальперин раздраженно отбрасывает письмо обратно в коробку. Поиски ни к чему не привели. Вернее, увенчались исключительно подступающим миозитом и спазмами в желудке. Разболевшуюся шею придется натирать мазью и обматывать шарфом, а бороться с голодом Влад собирается с помощью двух сосисок не первой свежести и банки фасоли в томате. Гальперин в кухне, сосиски — в кастрюльке, фасоль — на сковородке, радио — на стене. Влад механически подпевает новой песне Demon:
— «…It’s just one of those days. When nothing turns out right…» [25] Это всего лишь один из тех дней, когда ничего не получается сделать правильно ( англ. ).
У-у-у, — внезапно ложка, которой он собирался помешать консервы, застывает в его руке. — Ничего не получилось, — повторяет Влад, как зачарованный, швыряет ложку на стол и опрометью бросается в комнату.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу