Лариса Райт - Мелодия встреч и разлук

— Может быть.

— Встань, я тебя сфотографирую. Смотри, какая красота!

— Угу.

— Не вертись. Я хочу, чтобы вошли купола.

— А что это?

— Новодевичий монастырь.

— Там новые девушки?

— И старые тоже. Ну, угомонись же. Замри. Да, вот так хорошо.

— Что хорошо?

— Свет, блики на куполах, фон.

— Что такое фон?

— Это очень важная штука. Когда ты станешь фотографом…

— Я буду скрипачкой.

— Почему матрешки? Здесь же нарисованы дяди.

Алина растерянно смотрит на деревянных политиков, расставленных на пластиковых столиках вдоль смотровой площадки перед МГУ. Что сказать? Устами младенца…

— Не трогай, дочка! Трогать нельзя.

— Почему?

— Дядя будет ругаться.

— Он злой?

— Нет, просто мы же не собираемся покупать. А вдруг испортим, сломаем.

— А если покупать, то можно трогать?

— Наверное.

— А нам нельзя?

— Нет.

— Значит, дядя жадный!

— Натали, ты невыносима!

— А Мэри говорит, что я — ангел!

— Это кто?

— Пушкин. Помнишь, мы читали его сказку о золотой рыбке?

— Какой-то он странный.

— Зайка, это же памятник.

— А где он сам?

— Он уже давно умер.

— Почему?

— Все умирают, а его…

— И ты умрешь?

— К сожалению. Но это будет нескоро и…

— Когда ты умрешь, я хочу жить с Мэри.

— «Чао бамбино. Сорри», — тихонько подпевает магнитоле Алина. Они возвращаются в гостиницу на такси.

— Кто это поет?

— Мирей Матье.

— Почему понятно только «сорри»?

— Она поет по-французски.

— А-а-а…

— Тебе нравится?

— Нет. Я люблю, когда играют, — Алина перехватывает в зеркале заднего вида недоуменный взгляд водителя. Еще бы: такая кроха и такие речи.

— И кого ты предпочитаешь? — интересуется он со сладкой улыбкой.

— Ванессу Мэй.

«Странно, что не Мэри Кравец».

— Но моя тетя лучше всех.

— А кто твоя тетя?

— Мэри. И лучше нее никого нет.

— В музыке?

— В мире!

Натали улыбается, водитель тоже, Алина плачет, Мирей поет.

— И как раз тогда, когда я уже была готова все простить, он…

Телефонный звонок прерывает всхлипывания пациентки. Обычно во время приема Гальперин включает автоответчик, но слушать дальше о похождениях очередного неверного мужа он не в состоянии. Ничего интересного с научной точки зрения в анамнезе этой женщины нет. Обыкновенный невроз на почве семейных неурядиц. К тому же у Влада давно готовы рекомендации: магазин одежды, салон красоты, экстремальные виды спорта, а еще было бы неплохо выйти наконец на работу. Это все он может сказать уже через пять минут после прихода подобных клиенток, но как руководитель психологического центра он обязан потратить все оплаченное время и не забыть по окончании душещипательной слезливой исповеди выписать успокоительное, чтобы довольные пациентки получили еще один весомый аргумент в споре с коварным изменником: окончательно подорванное здоровье. Нет, он, конечно, сочувствует женщинам. Просто устал от однообразия жалоб. Поэтому, увидев на дисплее сотового номер сына, извиняется и откликается с благодарностью:

— Да, Димон.

— Привет, пап. Помоги, это по твоей части: как называется аномалия развития ткани, органа или клетки?

— Это вопрос семинара, контрольной?

— Нет, просто кроссворд.

— Тогда скажу. Дисплазия. Но студенту медицинского это пора бы знать.

— Брось, я же только на первом. К пятому разберемся.

— Надеюсь. Что-нибудь еще?

— По твоему профилю вроде нет.

Возвращаться к разговорам о сопернице мадам, сидящей в кресле и промокающей кружевным платочком густо накрашенные ресницы, нет никакого желания.

— А не по профилю?

— Не знаю… Ага, вот: фамилия известной скрипачки с именем Мария?

— Кравец.

— Нет, «ц» здесь пятая, и букв больше.

— Тогда Кравцова. Просто в мире ее знают как Мэри Кравец.

— Первый раз слышу.

— Заходи как-нибудь. Дам послушать.

— Ой, пап, классика ща не в моде.

— Классика в моде всегда, — Влад чувствует, что начинает закипать. Чувствует это и Димка, скороговоркой произносит:

— Будь спок. Я зайду. На днях. Может быть. До скорого. Пока. — Тишина.

— Так вот, — тут же вкрадывается в мысли Гальперина плаксивый голос пациентки. Влад даже слегка качает головой, чтобы освободиться от этих звуков. Хочет говорить — на здоровье, но продолжать удерживать свое внимание на очередной истории с заранее известным концом (он ее бросил, или она его бросила, или они друг друга бросили, или собираются это сделать, или никто никого не бросил, хотя надо было бросить лет десять назад) он не в состоянии. Врач быстро что-то пишет на бумажке и протягивает женщине.