Лариса Райт - Мелодия встреч и разлук

— Мне бы портфолио.

Алина отстранилась, не скрывая брезгливой гримасы, махнула головой на ширму:

— Переодевайтесь, если надо.

Посетитель, ухмыляясь, снова придвинулся и издевательски прошептал:

— Мне бы фотографа.

— Это я.

— Ты-ы-ы? — так откровенно и без тени смущения удивился хам, что девушка невольно залилась краской.

— Не нравится? До свидания, — презрительно процедила она.

— Нравится, нравится. Очень нравится. И тебе понравится, — отчего-то засмеялся он и отправился за ширму.

— Сколько снимков? — Алина устанавливает отражатели.

— Штук пять-шесть, только с разным фоном.

— Еще и фон подавай, — бухтит она, вынимает соты с фонами, пробует то один, то другой, играет со светом, поднимает голову и едва успевает схватить падающий зонт, к которому она прислонилась от неожиданности увиденного. Перед ней стоит идеальная груда мышц, наготу которой прикрывают три ярко-красные полоски. Конечно, ей доводилось снимать мужчин-моделей, но ни один из них не проявлял желания обнажаться в начале творческого процесса. Идиот. Или не модель.

— Ты мальчик по вызову, что ли? — девушке совершенно не хочется бороться за такого клиента.

— Дура. Я — стриптизер.

В его голосе столько гнева и обиды, что Алина решает проглотить оскорбление и, жестом пригласив мужчину на подиум, начинает отдавать привычные команды:

— Двигайся.

— Не застывай, пока я не скажу.

— Еще.

— Работай лицом, а не только…

— Волосы откинь.

— Убери ухмылку.

— Так, держи позу.

— Еще.

— Молодец.

— Все. Стоп. Снято.

Он одевался, Алина отбирала снимки. Посмотрела на него, вышедшего из-за ширмы: такого наглого, самодовольного, не удержалась — бросила:

— И что только заставляет мужиков идти в стриптизеры?

— Поживи в интернате, тогда узнаешь, — и все его бахвальство вмиг улетучилось.

— Ты жил в интернате?

— А тебе-то что? Ты, чай, не сирота. Ты не мечтала о том, что когда-нибудь тебя полюбят, ты не жаждала внимания, восхищения. Выросла небось на всем готовеньком за спиной родителей и только и можешь, что презирать таких, как я.

Алина не думала о том, что не все такие, как он, становятся стриптизерами. Она вообще ни о чем не думала. Она лишь слышала его слова, которые гулким эхом отзывались в ее сердце. Она ловила фразы, которые он говорил о себе, и знала, что это все о ней. Алина не любила ходить по студии перед клиентами, но тогда она встала со своего стула и молча продефилировала до подиума и обратно, чуть припадая на одну ногу. Остановилась перед ним, взглянула в глаза и прошептала надрывно:

— Если б ты только знал…

Шурик переехал к ней через два дня. Работу в клубе оставил. «Ты ведь не против, малыш?» Искал себя, но не нашел ни в фитнес-клубе, ни в школе танцев, ни в обычной школе в роли учителя физкультуры. Обрел покой на диване, озадачив Алину просьбой «добиться наконец известности», чтобы пристроить его ни много ни мало в «Тодес» [6] Известный балет под руководством Аллы Духовой. , поскольку остальные «конторы оказались мелковаты для масштаба его одаренности». «Хорошо, что на Большой театр не замахнулся», — подумала тогда Алина, но спорить не стала. Они были одним целым. Разные, но похожие: обиженные жизнью, проклинающие судьбу люди.

С тех пор жизнь шла своим чередом: Алина пропадала в студии, Шурик — дома, иногда даже приподнимаясь с дивана, чтобы сходить в магазин или приготовить ужин. Случалось, Алине удавалось выкроить несколько свободных часов, и она вылезала из своего подвала и не плелась домой, прихрамывая и покачиваясь, а летела, практически не наступая на больную ногу. Летела туда, куда хотела: к небу и к траве, к солнцу и к тучам, к морозному утру и к влажному вечеру, к тротуарам, наводненным прохожими, и к пустынным переулкам, к девчушке, испуганно застывшей на светофоре, и к старушке, бездумно перебегающей гудящий проспект, — к натурным съемкам, к пейзажам, к секундам, к мгновениям.

Здесь Алина могла почувствовать себя свободной от технических особенностей процесса фотографии. По-гречески «фотография» означает «светопись», а возни с выстраиванием света ей хватало и в студии. На улицах она искала другого: ловила линии, выстраивала композиции, находила точки пересечения для усиления перспективы, впитывала и старалась воплотить на снимках эмоциональность и динамику сюжета. Алине нравилось, что на открытой местности предметы и лица теряли яркость и контрастность, удаляясь от объектива. Можно было «лениться»: не выставлять смазанный фон, не стараться приглушить краски заднего плана. То, что она хотела запечатлеть, оказывалось в необходимом фокусе и в нужном ракурсе почти всегда, когда она успевала поймать камерой ту секунду, которая и должна была, с ее точки зрения, длиться вечно. И ей это удавалось.