Доминик Ногез - Бальзамировщик - Жизнь одного маньяка

— Произошло убийство в районе Шабли, — объяснил мсье Леонар почти бесстрастным тоном, возвращаясь в комнату с телефонной трубкой в руках. — Мне перезвонят через несколько минут.

Он со вздохом добавил, что танатопрактики — как врачи: их могут внезапно вызвать в любое время.

— Днем и ночью?

— Смерть не знает расписания! Обычно мне звонят утром или днем, но, бывает, приходится выезжать и среди ночи. Если, к примеру, случилась автокатастрофа.

Еще он рассказал, как однажды, в самом начале профессиональной деятельности, его тогдашний патрон разбудил его в четыре утра, чтобы ехать в Эрменонвильский лес, где разбился самолет.

— Никогда не видел такой мясорубки… Ни одного целого тела. Всюду клочья плоти — в траве, даже на ветках деревьев, как рождественские гирлянды… в радиусе пятисот метров. И самое ужасное, что я помню: оторванная кисть руки с обручальным кольцом, прямо передо мной, как белый цветок…

— Вы ведь начали работать совсем молодым? Как вам пришла идея заняться таким… необычным делом?

— Это поистине было волей случая. Потому что…

Внезапно он заколебался.

— На самом деле я не знаю. Может быть, это вообще невозможно — узнать изначальную, глубинную причину того или иного пристрастия, увлечения? Я ответил на предложение по объявлению… Оно как раз очень подходило к тому моменту — я был в глубокой депрессии…

Он издал легкий горловой смешок.

— Парадоксальным образом это меня спасло. Видеть трупы других… это успокаивает. Меньше начинаешь думать о своей скромной персоне. Я усердно учился. Мне даже повезло лично познакомиться с Жаком Мареттом, французским первооткрывателем танатопрактики; он же ввел и сам этот термин.

— Но все же, — прервал я, возвращаясь к своей цели, — не могли бы вы вкратце рассказать, в чем состоит рабочий процесс?

— Вкратце он состоит в том, что тело обрабатывается определенным веществом, которое способно предохранить его от разложения примерно на двадцать дней… в данный момент.

Кажется, его глаза блеснули. Я осторожно сказал:

— Вы мне все еще не рассказали, как именно вы действуете.

— Это очень просто. Мы…

Телефонный звонок заставил нас обоих подскочить.

— Алло… Здравствуйте еще раз. В Бейн? Хорошо. Что?

Его лицо окаменело. Он побледнел еще сильнее — мне казалось, что это вообще невозможно. Он смотрел прямо перед собой, нахмурив брови. Он, до сих пор казавшийся воплощенной любезностью, даже пару раз стукнул кулаком по столу.

— Вот сволочи! — выругался он. — Отравляют нас, забивают дороги, вызывают катастрофы, а теперь еще и… Мерзавцы!

Он быстро схватил дорожную карту и развернул ее на коленях.

— Да… Через Сен-Бри и Шитри, хорошо… Какая улица? Хорошо, я сейчас же выезжаю.

Он положил трубку, вышел в коридор и вернулся с довольно большим железным чемоданчиком (только сейчас я заметил, что он прихрамывает на правую ногу). Он возмущенно заявил:

— Вы можете себе такое представить? Эти чертовы дорожники строят заграждение на выезде из Оксерра! Придется делать крюк в двадцать километров! И французы считают это нормальным! Разоряют землю, как дикари! Какое бесстыдство!

Мы вышли вместе. Я пересек двор и взбежал на свой этаж, перепрыгивая через две ступеньки, потому что еще по дороге, поскольку окно моего кабинета было открыто, услышал телефонный звонок.

Это был тот же голос, что и утром, в нем слышалась та же тревога, и это был голос Прюн.

— Ты где? — закричал я шепотом (то есть голос у меня был достаточно приглушенным, чтобы его не услышали ее похитители, но достаточно громким, чтобы его слышала она).

— Слушай, Кристоф… Даже не знаю, как тебе сказать… Поклянись, что ты не расскажешь ни Эглантине, ни моим родителям!

— Что? Но они имеют право знать…

Все же пришлось поклясться. Она тут же заговорила — ее как прорвало. Прежде всего она мне польстила: я, по сути, единственный взрослый, которому она хоть немного доверяет. Но затем, когда речь зашла о том, как именно я должен был вытащить ее из этой ловушки — при этом навсегда испортив отношения с семейством Дюперрон, — я слушал ее уже с гораздо меньшим удовольствием. Тем более что, как я с громадным изумлением узнал, именно из-за меня и началась вся эта заваруха. Этот проклятый брикетик гашиша… Это оказался не «брикетик», а, как она мне пояснила, «полмыльца» — двадцать пять граммов, ценой около полутора тысяч евро.

Итак, ее никто не похищал, и ее исчезновение не имеет ничего общего с исчезновением помощницы дантиста. Она придумала такую дешевую романтическую уловку с помощью своего приятеля, которому служила «посредницей» (читай: наркодилером), потому что была в панике из-за потери очередной партии «товара». Им не удалось никому сплавить материнские побрякушки, которые, как им сказали, к тому же фальшивые (что, кстати, было неправдой: одна из них была настоящей). Пришлось действовать иначе и разыграть «похищение». Она спряталась у брата своей подруги, большого любителя компьютерных игр (отсюда характерный шум, который услышал мсье Дюперрон во время телефонного разговора). Теперь, очевидно, она и сама не знала, как из всего этого выпутаться.