Доминик Ногез - Бальзамировщик - Жизнь одного маньяка

Потом я позвонил Дюперронам. Арлетт Дюперрон тут же подняла трубку. Голос у нее дрожал. Несомненно, она думала, что это опять киднепперы. Я извинился и, как мог, постарался ее успокоить — рассказал, что завтра в газете появится объявление о пропавшей девушке и о том, что Клюзо «занимается этим делом».

— Ах, этот! Мне звонил директор лицея и рассказал, что он устроил там настоящий цирк! Я от стыда готова сквозь землю провалиться! Кажется, он решил, что Прюн работала в баре платной партнершей для танцев!

Я сказал мадам Дюперрон, что, скорее всего, это сильно преувеличено, что у Клюзо свои… — Я не решился сказать «закидоны», решив, что это будет для нее слишком вульгарно, и ограничился словом «пунктики», которое профессорша еще могла понять. Но она быстро со мной распрощалась — линию нужно было держать свободной, на случай, если вдруг снова объявятся киднепперы.

Днем я вяло готовился к интервью, которое должен был сделать — начать по крайней мере — с Жоржем Майором, актером театра марионеток из Бейна, сегодня в семь вечера. Составлять вопросы мне помогала Эглантина, которая в детстве была одной из самых горячих поклонниц его спектаклей, проходящих в парке Арбр-Сек.

Я загодя прибыл в «Таверну» мэтра Кантера, где мы назначили встречу. Народу там было немного. Я нашел уголок подальше от всех, чтобы нам не слишком мешали и на диктофон не записывался лишний шум. Я заказал томатный сок и от скуки принялся его потягивать. Если не считать списка вопросов и нескольких строк воспоминаний Эглантины о Гиньоле, [20] Гиньоль (Guignol) — персонаж французского театра кукол, созданный Л. Мурге, владельцем кукольного театра в Лионе, жизнерадостный, остроумный и циничный лионский кустарь. Образ Гиньоля во Франции стал таким же популярным, как Петрушка в России, Гансвурст в Германии, Панч в Англии. — Примеч. ред. читать мне было нечего. Клиент запаздывал.

И вдруг до меня дошло, что здесь есть еще один зал — со своего места я видел только вход в него, рядом с лестницей, ведущей к туалетам. Вначале оттуда доносился лишь шум передвигаемых стульев, затем, после паузы, голос молодого человека, потом неожиданно послышался вопрос, заданный другим, женским голосом и вызвавший взрыв смеха. Вскоре я понял, что там собрался какой-то литературный кружок, они читали и обсуждали свои произведения. Мало-помалу я насчитал семь голосов, и все были достаточно молодые: три женских, четыре мужских. Один из молодых людей говорил чаще и громче остальных, с неизменным радостным возбуждением — его фразы прерывались или заканчивались негромким, но заразительным смехом. Его отточенная манера произносить «о» и «а», точность и изысканность выражений выдавали в нем человека из хорошей семьи.

Спор, довольно оживленный, шел, кажется, о терминах какого-то манифеста или прокламации. Говорили о литературе, о романах, о писателях.

— Смотрите, что получается, — сказал кто-то.

После короткой паузы одна из девушек стала читать с легким итальянским акцентом:

— «Уже и осень…»

Выходец из приличной семьи тут же перебил ее взрывом смеха:

— Никто не догадается, что это Рембо, [21] Рембо, Артюр (1854–1891) — французский поэт-символист, автор первого во французской литературе стихотворения, написанного верлибром. — Примеч. ред. если не поставить кавычки!

— «Литературный урожай, — продолжала читать молодая женщина, — обещает немало новинок, которые, судя по всему, окажутся пустышками. Книжные магазины снова будут ломиться от столь же многочисленной, сколь и убогой коровьей жвачки — отрыжки неизменных посредственных буржуазных романов».

По поводу «коровьей жвачки» вспыхнула бурная дискуссия — ее предлагалось заменить на «хлам», «макулатуру» и «дребедень». Однако это выражение все же оставили, после того как юный насмешник объявил, что ему нравится «трогательный сельский колорит», который оно в себе содержит.

«Ущерб, нанесенный обществу и природной среде, одинаково велик, — продолжал голос с итальянским акцентом. — «Боваризм», [22] То есть описание драматических любовных переживаний, как в романе Флобера «Госпожа Бовари». — Примеч. ред. сентиментальные иллюзии, неудержимое стремление к бунтарству или цинизму, похотливые или откровенно „мастурбационные“ сочинения, призывы к распущенности и разврату — все это отнимает время, которое могло быть использовано ради здоровых физических усилий. Не говоря уже о том, что любая книга, опубликованная тиражом даже всего в тысячу экземпляров, — это одно погибшее дерево».