Вероника Кунгурцева - Дроздово поле, или Ваня Житный на войне

А Березай лез на освещенную софитами сцену, где действие остановилось. Ночь сидела на полу и стонала. Тильтиль и Митиль куда-то пропали. А человек с собачьей головой лежал без движения. Лешак с воплем кинулся к нему и, схватив на руки, бестолково заметался по сцене.

Шишок заорал:

— Должен быть запасной выход! Зрители, на сцену!

Он уж заскочил на нее и спрашивал у перепуганных актеров: «Куда ведут эти запертые двери?» Огонь отвечал, никуда, де, не ведут. Но, мол, там, за гримёрками, и вправду есть выход и первым ринулся туда — прочь от настоящего огня.

Домовик командовал зрительным залом, в котором началась давка, дескать, без паники, все успеете, по одному, вереницей, вереницей! Как там, де, поется: «Мы длинной вереницей идем за синей птицей»!

— На сцену и — за мной!

И все скопом, а никак не вереницей, полезли на сцену, сметая декорации, ломая ложные двери. Домовик же, нюхом чуя, где в этом доме-театре выход, повел взрослых и детей за собой, крича: «Хозяин, за мной, бегом!» За ним со своей полусобачьей ношей несся Березай.

Ваня тоже полез было на сцену, но вдруг увидал: Росица Брегович с криком «Тетя!» рвется в противоположную сторону, пытаясь продраться сквозь толпу. Ваня спрыгнул на кого-то и, винтом ввернувшись в людское месиво, устремился следом, пытаясь остановить девочку.

Внезапно настежь распахнулись боковые двери фойе — и оттуда с огненным выдохом вынесло обгоревшую соломенную шляпку с обугленными незабудками. Шляпка, кружась в воздухе, упала вниз — и наделась на Росицу! Девочка завизжала, схватившись за голову.

Пернатые метались по сцене над клеткой с горлицей, звали Златыгорку: дескать, выпусти ты эту дуру, хозяюшка! И горлица уже не задирала клюва, а просила умильно: милые птахи, храбрые птахи, вы же не бросите даму одну в этом огне и бедламе?!

Самовила подлетела к клетке, Яна, сидевшая на ее спине, загодя протянув ручонку с растопыренными пальцами, быстро отодвинула задвижку — и горлица выпорхнула наружу. Птахи полетели над толпой за кулисы и по коридору, ведущему на волю, а горлица — за ними.

Тут Златыгорка обернулась — и увидела, что побратиму с Росицей туго приходится. И, взлетев над мечущимися зрителями, выдернула Росу и прижала к своему правому боку, после протянула серебряную руку и выцепила из давки Ваню. Он повис на левом локте посестримы, а между крыльями вилы, крепко обхватив ее за шею, сидела «снежинка» Яна Божич.

Росица же по-прежнему протягивала руку в сторону фойе, повторяя, как заведенная: «Тетя Майдаленка! Тетя! Тетя!» И посестрима устремилась к запертым дверям бельэтажей, и ребята одну за другой принялись открывать их — но только впускали в партер все новые клубы дыма и языки пламени: в фойе было не пробиться. Цыганка Гордана залезла в ожидании замешкавшегося «ангела» в ближний к сцене бельэтаж, туда, где по-прежнему светили софиты.

Самовила со своей тяжкой ношей развернулась, направляя полет к сцене. А проворные Дым да Огонь уже заняли все зрительные места в дальних бельэтажах и теперь по-свойски располагались в партере, где людей почти не осталось, собираясь за них досмотреть «Синюю птицу».

Вдруг лепной потолок затрещал, из него вывернулась балка и чудовищным маятником сорвалась вниз… Гордана, стоявшая на затянутом плюшем барьере бельэтажа, дико вскрикнула, схватилась за концы шали — и, расправив голубые крылья, в каком-то невероятном то ли прыжке, то ли полете обрушилась вниз, столкнув Златыгорку, увешанную гроздьями детей, с пути убийственного маятника. А сама отскочить не успела — и балка вдавилась в Гордану.

Ваня заорал, тыча пальцем в ту сторону. Посестрима приземлилась у дымящейся балки, дети соскочили на пол, а крылатая девушка бросилась к цыганке и попыталась приподнять конец тяжеленного бревна, но, увидав развороченную грудную клетку Горданы, охнула. Яна же, стараясь помочь Златыгорке, вцепилась в конец придавленной шали — и оторвала его, сама при этом упав.

Цыганка была уже при последнем издыхании, несколько прерывистых слов вырвались вместе с кровью из ее уст: дескать, вот ведь, права была бабушка-то — настиг ее топор… Натовцы добились своего: погубили цыганку! Но зато она ангела спасла… И уж теперь-то американцы успокоятся: перестанут бомбить ее родину, и люди заживут спокойно…

И с последним словом-выдохом о покое отдала бедная цыганка богу душу. Златыгорка плакала навзрыд, Ваня с Росицей и маленькая Яна потихоньку заныли: и дым ел глаза, и жалость к цыганке раздирала сердце.