Вероника Кунгурцева - Дроздово поле, или Ваня Житный на войне

— Да-да, понятно, — махнул Ваня рукой на плохую концовку. — И что там дальше…

Да, кивнул Ваня. С просьбой… Просьба была: вернуть маму.

А внизу, вокруг поезда, похожего на полураздавленную гусеницу, копошились люди-муравьи: пришла, наконец, дрезина, приехали врачи на машинах «скорой помощи», — транспорт остался на шоссе за лесом, — даже вертолет прилетел с военными.

Мальчик приметил одинокое тело женщины в белом пальто — на него указывала Яна — и стремглав бросился вниз. Шишок — за ним.

Ваня наклонился послушать сердце — не бьется. Женщина лежала на боку — посмотрели: нет, крыльев у нее нет, и, живая, она не обращалась к ним с какой-либо просьбой… Переглянулись: слава богу, значит, не вила! И все же… Вот он — разбомбленный мост! И… вон на склоне стоит маленькая Яна, которая, лишь увидав Златыгорку-вилу, тотчас прилепилась к ней — как и говорил Шишок.

А домовик стал уверять, будто помнит эту женщину: мать с дочкой ехали в том же вагоне, что они… Выходит, постень спас девочку — когда чуть не силком выпроваживал всех из вагона. Неужто Яна — и есть вила?! Вполне возможно, что ее когда-то удочерили, только этого, им, скорей всего, не узнать… Пока еще она бескрылая — да ведь и сама Златыгорка обзавелась крылышками, уже став взрослой!

— Значит, что же — дело сделано: вила спасена?! — спросил Ваня Житный у Шишка. Но тот покачал головой и многозначительно произнес:

— Война-то еще идет…

— Выходит, Яну от себя отпускать нельзя?!

Домовик кивнул: вот именно!

Рядом с мертвой женщиной лежала замшевая сумочка, Шишок, не раздумывая, подхватил ее и сунул за пазуху. Ваня посмотрел по сторонам: кажется, никто не заметил, а то ведь примут за мародеров!..

Поднялись к своим. Росица Брегович стала намекать, что не мешало бы отдать девочку властям, дескать, пускай полиция ищет родных Яны… Но Шишок отбрил ее, мол, они сами найдут всех родных, если уже не нашли… Пятилетняя девчурка на вопросы отвечала, что живет она в Белграде, в высотном доме, у нее есть бабушка, а папа живет в соседнем подъезде и приходит по выходным (сумку на предмет точного адреса еще предстояло перешерстить). Настырная Росица твердо сказала, что отвечает за девочку — поскольку первая ее нашла, поэтому куда они — туда и она…

— Тьфу ты! — сплюнул Шишок.

А Ваня в глубине души был даже рад такому повороту событий, хотя спросил:

— А твои родные тебя не потеряют?

— Не потеряют! Я им позвоню!

Но первым делом надо было найти Березая. В напрасных поисках лешака прочесали всю гористую округу. Златыгорка заслала жаворонка под самый облак, но птах и оттуда не смог ничего углядеть: вот ведь, на свою голову, одели лешего в камуфляж!

Белокурую Яну вила посадила себе на закорки. Но взлетать не взлетала, как ни просила ее девочка, говорившая: а давай я с тобой на небо полечу да и сама там попрошу, кого следует, насчет мамы…

Совсем вымотались, голоса сорвали, звавши лешака, — и к середине дня решили все ж таки покинуть пропащее место: дитёка просила пить-есть, да и самим подкрепиться не мешало.

Мальчик по секрету от Росицы рассказал посестриме, мол, они с Шишком решили, что Яна, судя по всему, вила и есть, а что ты думаешь по этому поводу?.. Но первыми высказались птахи — стали бурно протестовать. Соловей присвистнул:

— Эта белобрысая сопля — вила? Да я тогда сокол-сапсан!

Жаворлёночек поддерживал товарища:

— А я сойка! А я сойка!

Но Ваня понимал, что птахи просто приревновали: они не могли, как прежде, восседать на плечах хозяйки, поскольку на закорках теперь сидела девочка, сплетя пальцы на горле Златыгорки. Ну а посестрима (несмотря на уверенья Шишка, что рыбак рыбака видит издалека, а следовательно, и самовила — самовилу), не могла с точностью сказать, что Яна — та, кого они ищут. Ежели бы, дескать, у ней пробивались крылышки… Но крылышки не пробивались!

На привале девочка принялась баюкать своего мягкого зверька. Ваня Житный, разглядев, что это Микки-Маус, сгоряча сказал: натовец, плохая игрушка!..