Алексей Варламов - Как ловить рыбу удочкой (сборник)

Он поселился в доме священника, того, что когда-то его крестил, и стал прислуживать в храме. Через год отец Александр написал ему рекомендательное письмо и благословил учиться в семинарии. Настоятель никогда не говорил с ним о будущем, но он понимал, что отцу Александру хотелось бы видеть его своим преемником, и, исполняя его волю, волю покойного уже тогда человека, отец Николай попросился служить в этот приход.

А город менялся на глазах. После введения антиалкогольного закона люди пили одеколон, технический спирт, гнали самогон и заполняли единственную городскую больницу. В храм ходили немногие, большей частью старухи, и чем дольше он служил, тем больше его мучили те, к кому он не мог обратить своего слова. Страшная мысль, которой он сам боялся, закрадывалась в его сознание — что будет с этими людьми там, где вершится Суд, неужели все обречены, и вместе с теми, кто погибнет, будет его мать, его отец, будут люди, которых он каждый день видит на улицах.

— А ты молись и не рассуждай, — говорила ему Манефа, когда он пытался ей что-то объяснить, но так, как умела жить она, работавшая санитаркой в больнице, не умел жить он. И еще сильнее это сомнение стало после разговора с одним из певчих в церковном хоре, человеком, как всегда считал священник, богобоязненным и примерным в своей христианской жизни.

— А не становится ли вам, отец Николай, иногда жутко? — спросил его певчий, словно угадав состояние души иерея.

Отец Николай промолчал, ожидая, что тот скажет дальше.

— Люди-то, за которых вы так усердно молитесь, от веры отошли, и никому мы не нужны, кроме двух десятков старух. А умрут они, никого не останется, только язычники к нам в окна храмовые будут камни бросать. На Пасху-то как служим — крестный ход внутри храма, на улицу выйти нельзя — забьют.

— А зачем вы тогда в церковь ходите? — спросил священник.

— А чтоб спастись.

— Так ведь все спасутся, — тихо произнес отец Николай свою заветную мысль.

— И те, кто в Бога не верит, спасутся?

— А таких нет, все в Бога верят, одни только знают про то, а другие — нет.

— Так они же, батюшка, некрещеные и родители их некрещеные, и Бога они не то что позабыли, а и не знают про Него, — сказал певчий с горечью. — Нам за них, батюшка, по положению нашему заступаться не подобает. И по закону не положено. Мы последние, за нами никого нет и не будет. У меня, батюшка, дочка есть. Я ее в любви Божьей и в страхе Божьем воспитывал, а семь лет ей исполнилось, хочешь не хочешь в школу отдавай. Как узнали там, в школе, что она верующая, смеяться начали, издеваться. Мучилась моя Катя, в школу идти не хотела — а куда денешься? Я к учительнице ходил, а та мне в ответ про Конституцию, про свободу совести.

Певчий помолчал и продолжил:

— И больше она в храм не хочет идти, а я и заставлять не могу. Страшно мне, батюшка, — поскорее бы все это кончилось. Что ж вы молчите-то? Грех так думать? Так у вас детей нет, вам этого и не понять.

Священник посмотрел на певчего и с усилием повторил, точно не его, а себя самого убеждая:

— Все спасутся. И вы спасетесь.

Мать Манефа возвращалась из больницы едва доходя до кровати, но, немного полежав, сразу же начинала работать по дому, напевая тропарь дня.

— Терпи, батюшка, терпи, терпеть надо, — говорила Манефа. — Так нас Господь сподобил. Терпи и молись, тогда и силы будут. Уж как отец Александр мучился, с раком был, а служил, и люди его любили, шли к нему. И тебя люди любят, вот ты и молись за них, за всех молись, как сердце тебе подсказывает.

«Я такой же человек, как все, — думал священник, — я вырос среди этих людей, я с ними живу, но, Господи, Ты поставил меня иереем. Ты избрал меня, помоги мне, Владыко, помоги мне, отче Николае, мой небесный покровитель, видишь, заплутал я, худо мне, темно, страшно. Как стоял перед тобою двадцать лет назад, так и сейчас стою. Сколько людей к тебе, Никола, приходили, сколько просили у тебя за мужа, чтоб с войны вернулся, за дитятко, чтоб исцелилось, за помин души родительской, за скотину-кормилицу, за дом. Сколько муки-то людям дадено, а ведь живут, тянутся, помоги нам, святой угодник, не бросай нас. Знаю, обходить тебя люди стороной стали, грешно живут, зло творят, сколько зла-то в мире, сколько прощалось нам, сколько отпускалось, все чаши уж переполнены, смилуйся еще раз, Господи, отпусти Ты нам и этот грех, прости матери моей и отцу моему, прости бабушке моей и верни ей дочку ее, прости городу моему и всем городам и всей земле моей. Сколько дано нам было, сколько построено, а мы только теряем, рушим, рвем, ломаем, а те, кто не рушит, кто терпит, у тех уж все руки, вся душа изранена. Укрепи мя, Господи, дай силы мне, дай крепости все вынести и выполнить волю Твою, и всем дай крепости, помоги народу моему, Владыко».