Юрий Медведь - Исповедь добровольного impotenta

Это подлинная история, а не мистификация. Она произошла со мной на двенадцатом месяце службы. Меня только что посвятили в «черпаки» — деды двенадцать раз приложились столовым черпаком по заду, что означало — первую порцию парень выхлебал. Тогда я еще числился в отделении штукатуров-маляров, по утрам поигрывал на трубе в полковом оркестре и в среде командного состава был заподозрен в интеллигентности.

— Нужно побелить потолок в библиотеке, — сказал замполит майор Коновал, прохаживаясь перед строем нашей роты.

— Сделать это нужно быстро, качественно и… — Коновал остановился, корректно.

Все посмотрели на меня. Из нашей роты я один посещал библиотеку. Может быть слишком часто, чтобы прослыть просто книголюбом. Дело в том, что в библиотеке работала Клара Ворон. То ли казачка, возможно молдаванка или даже цыганка.

Тяжелая волна черных с отливом волос, бледное личико с раскосыми карими глазами, влажные черешневого цвета губы и безобразный горб за спиной. Клара была почти карлица. Ее тело еще в детстве изуродовала какая-то зверская болезнь. Я не мог без содрогания смотреть на эти странно вывернутые ноги, кривые прутики рук. В ее теле не осталось ничего от женщины. Но я ходил любоваться ее лицом. Когда она сидела за своим столом, неподвижная, и смотрела в окно, за которым серел забор, оно было таким печальным, почти детским. Я брал с полки первую попавшуюся под руку книгу, прятался за стеллаж и упивался тонким переживанием.

— Веденеев, сколько тебе потребуется времени?

— До дембеля, — пошутил кто-то из строя.

— Трое суток ареста! — выкрикнул Коновал.

И остряка повели в каптерку за шинелью.

— Даю тебе три дня. Сделаешь и доложишь, как положено.

В понедельник я взял свой пульверизатор и отправился в библиотеку. Мимо меня маршировали роты военных строителей. Они выдвигались на объекты народного хозяйства. Маляры, штукатуры, каменщики, плотники, облицовщики, бетонщики, слесаря, шоферы и один кузнец. Впереди у них был восьмичасовой рабочий день, плюс час на обед. Основная задача: меньше работать, больше косить, что-нибудь украсть, кому-нибудь продать и как-нибудь выпить. Счастливые. А я шел к Кларе Ворон — женщине, на тело которой я не мог смотреть без содрогания.

Клара была уже на рабочем месте. Она поливала из лейки цветы, которыми были заставлены все подоконники в зале библиотеки. Заметив меня, она смешалась и присела на край подоконника. Ей было нелегко удерживать вертикальную стойку.

— Будете белить? — спросила она, спрятав лицо в куст аспарагуса.

— Мгу, — выдавил я.

Что-то показалось мне странным и непривычным в поведении библиотекарши. Вернее даже не в поведении, а в атмосфере самой библиотеки. Сейчас-то я могу это «что-то» сформулировать: флирт — вот что я почувствовал тогда, но не распознал. Наверное потому, что это было не веселое, искрометное, обворожительное кокетство, а полузадушенное, исковерканное желание мужской ласки.

— А как же книги? — пыталась поддерживать разговор Клара.

— А давайте сделаем вот что, — заговорил я пободрее, зашел в зал, отставил пульверизатор и осмотрелся. — Мы сдвинем все полки сначала в один конец зала. Затем освободившуюся часть застелем газетами, и я побелю над ней потолок. Потом все наоборот. Идет?

— Но ведь полки тяжелые! Как вы будете их двигать?

— В армии главным двигателем является приказ!

С этими словами я подошел к телефону, что стоял на столе, и набрал номер замполита части.

— Майор Коновал слушает, — послышался хмурый голос.

— Говорит рядовой Веденеев! Разрешите доложить, товарищ майор?

— Ты что, уже побелил?

— Никак нет. Нужно полки с книгами передвинуть. Одному мне не справиться, товарищ майор.

В трубке повисла пауза.

— Да… слушай, я и забыл, что там книг полно. Ладно, сейчас пришлю тебе пару гавриков с губы.

Я положил трубку и заулыбался.

— А давайте мы с вами пока чаю попьем, можно? — спросил я.

— Конечно, — ответила она и наконец-то спрыгнула с подоконника, пойдемте в кабинет.

Пока два арестованных военных-шофера, схлопотавшие пять суток за употребление спиртных напитков, под окрики Чуба двигали в зале полки с книгами, мы пили чай с карамелью и беседовали. Я был поражен. Клара знала все и обо всем. Я забыл всякую предосторожность и развесил уши. Начали мы с музыки, потому что я объявил Кларе о своих занятиях в музыкальном училище. Она поведала мне о причудливой и трагической судьбе Бетховена, о толстом и некрасивом Шопене, о горьком пьянице Мусоргском. Да, она умела рассказывать о чужих страданиях, наверное потому что сама жила в вечных муках.