— Уходим, коллега. Препараты заняты. Там четвертый курс. Снимайте халат.
Бурденко, однако, не обрадовался, а рассердился. Ведь нет ничего хуже подготовки к чему-нибудь неприятному. Ведь он уже настроился, приготовился ко всему. И вдруг — не надо.
Пошел в библиотеку, потом на базар, поел прямо у лотка, прямо у шипящей на раскаленных угольях сковороды бараньей печенки с брусникой.
— Со всех православных по пятаку, а с господ студентов — только три копейки.
Сытый, веселый, он опять проходил мимо университета, когда его увидел тот же староста:
— А мы вас ждем, коллега. Где же вы бродите? Нам пора в анатомичку.
Это было, пожалуй, лучше всего: вот так, как бы внезапно вернуться в это мрачноватое здание. И вот оно уже рядом.
Халат и туфли оставались у гардеробщика. Бурденко быстро переоделся и пошел на второй этаж. Но оказалось, что на второй этаж идти было не надо.
— Трупы здесь, на левой стороне,— сказал человек, показавшийся Бурденко знакомым.— И придется немного подождать. Там идет сейчас, вернее, заканчивается судебно-медицинское вскрытие.
Вот это уж совсем ерунда. Опять ждать, опять настраиваться. Уж лучше бы, если это неизбежно, поскорее отделаться и уйти.
Бурденко достал из брезентовой сумки, заменявшей ему портфель и чемодан, учебник анатомии и присел на мраморные ступени у входа — повторить мышцы тазового пояса. Ага, четырехглавая мышца бедра. Вот она у меня тут...
Он вытянул ногу и правой рукой провел по тому месту, где предполагал четырехглавую мышцу, хотя делал это уже не однажды. А тут у меня портняжная мышца.
В этот момент в левой стороне коридора открылись двери, и оттуда хлынул поток света:
— Пожалуйте, господа!
Это относилось к Бурденко и к его коллегам.
Чуть сжалось что-то внутри (что сжалось, точно угадать было трудно, так как раздел «внутренние органы» еще не изучали). И чуть пересохло во рту. Все это от нового приступа страха, что ли. Хотя чего страшиться?
Все студенты настроены как будто даже весело. Никто ничего не боится. Нет, один, кажется, трусит, увидел Бурденко худенького студента, почему-то остановившегося в дверях. И взгляд у этого студента какой-то блуждающий. «Трусит»,— опять подумал про него Бурденко, проходя в глубину огромного светлого зала.
А Я ДЕЙСТВИТЕЛЬНО БОЮСЬ...
Здесь так же, как в прошлый раз, наверху, на втором этаже, стояли большие столы, по мрамору обитые цинком. А на столах лежали два обнаженных трупа — мужчины и женщины. Неужели это те же самые, что были тогда наверху и показались Бурденко восковыми фигурами? Нет, едва ли это те же. Да и зачем об этом думать? Главное сейчас, не проявлять робости, не обращать на себя внимания, как вот тот студентик, что задержался в дверях. Ведь явно, что он трусит. Бурденко оглянулся на него, но в дверях уже никого не было.
— Ну, выбирайте, господа, кто чем интересуется, кто даму, кто мужчину,— сказал с, пожалуй, непозволительной развязностью немолодой небритый мужчина в сером халате.— Вот, глядите, какая у нас тут дама.
И на Бурденко пахнуло от этого человека водочным перегаром.
— Вы, кажется, опять, Исидор, это самое? Ну как не совестно! — вздохнул человек, показавшийся Бурденко знакомым.
— А что делать-то, Николай Гаврилыч,— усмехнулся Исидор.— Я сегодня именинник. День сегодня моего ангела. Даже неплохо было бы собрать с господ студентов по пятаку за то, что я предоставил им такую дамочку. Пожалуйте,— потрогал он за локоть студента, стоявшего рядом с Бурденко.
— Я лично предпочитаю иметь дело с живыми дамами,— откликнулся этот студент.— А в мертвецких предпочитаю мужчин.
Последняя фраза удивила Бурденко. На взгляд этот черненький, как жук, студент был не старше его, а разговаривал так, как будто он уже не впервые вот в таких обстоятельствах.
— Ну тогда вы вот сюда, пожалуйста, становитесь,— показал Бурденко на покойницу Исидор.
— Ты еще, чего доброго, Исидор, нам лекцию прочтешь,— засмеялся черненький.
— А что ж. Пожалуйста. Если вы мне соберете по пятаку.
— Иди, иди, отдыхай,— сказал Николай Гаврилович и надел кожаный фартук.
Ах, вот теперь вспомнил Бурденко, где он впервые увидел этого человека: на санитарной выставке при женских курсах. Это он приглашал Бурденко работать.
— Ну что же, вы как будто задумались в нерешительности,— улыбнулся Николай Гаврилович.— Делайте надрез.
И, уже не глядя на Бурденко, отошел к следующему студенту. Их было четверо вокруг трупа женщины, и каждый был занят своим участком.
Читать дальше