Андрей Шляхов - Доктор Данилов в тюремной больнице

На следующий день я взяла карточки трех осужденных, только что освобожденных от работы Сыровым, и устроила и комиссионный осмотр. Комиссия состояла из меня, фтизиатра Ахатова и терапевта Гузеевой. У всей троицы мы не нашли показаний к освобождению, о чем и составили акт.

Второй разговор с Сыровым был совсем не похож на первый. Небо и земля. Куда только подевалась вся его самонадеянность? Одно необоснованное освобождение от труда — уже серьезный проступок, а тут целых три, еще и в один день! Можно увольнять. А если еще попросить оперов целенаправленно поработать с осужденными, чтобы те в письменной форме признались, почем они эти липовые освобождения покупали, можно и дело заводить. Короче говоря, как ни кинь, повсюду гвозди. Поговорили мы спокойно, по душам, хорошо. Настолько прекрасно, что я положила акт до поры до времени в сейф, а в конце года (я перед Новым годом всегда навожу порядок и дома и на работе, привычка такая) порвала да выбросила. Больше никаких проблем у меня с хирургом нет, понимаем друг дружку с полуслова, по принципу «я начну, а ты подхватишь». На что-то я глаза закрою, что-то он по моей просьбе сделает, корпоративная взаимовыручка, как же без нее? Специалист Сыров хороший, и мужик неплохой, только любит как следует выпить в законный выходной, но не всегда денег хватает, особенно когда есть двое детей.

Когда-то я предпочитала иметь дело с опытными сотрудниками, которых не надо учить ремеслу, но довольно быстро поняла, что проще иметь дело с молодыми и неопытными. Учить легче, чем переучивать. Научить работать так, как надо, несложно, тяжелее ломать неправильные стереотипы. Да и невозможно переучить того, кто за десять лет работы так и не научился работать добросовестно.

До Олега Глухова работал у нас стоматологом капитан Раздайбеда — такой фрукт, не приведи Господи. Документацию вел через пень-колоду зубы лечил так, что приходилось потом для ликвидации последствий осужденных в больницу отправлять, на работу опаздывал. Но скажи ему только слово, сразу же начинал вспоминать, с какого года он в системе служит. А зачем? Что я, личных дел своих сотрудников не видела? Или, может, память у меня плохая?

Расстались мы с Раздайбедой очень быстро, перевелся в другое учреждение, к нам пришел Глухов. С ним проще, хоть по молодости его, бывает, и заносит. CMC называется — «синдром молодого врача». Хочется доказать всем, что ты уже совсем взрослый и очень крутой, только вот не всегда получается это сделать. Но хоть стажем своим глаза не колет, и контролировать каждый шаг тоже не надо. Держать под контролем — одно, а ходить по пятам и смотреть, как бы чего не начудил — совсем другое.

Если я позволю себе заболеть, то покой мне только снится: сразу же начинаются звонки. В отпуске я просто отключаю мобильный, потому что заранее передаю дела тому, кто будет исполнять мои обязанности (в последние годы — майору Ахатову), стараюсь все сложные вопросы решить до ухода. Но заболевают люди внезапно, в итоге есть куча недоделанных дел, в которых, кроме меня, никто не разберется.

С одной стороны, хорошо: вся колония видит, что без майора Баклановой не обойтись, я — незаменимый сотрудник (кстати, начальник колонии прекрасно понимает, ценит меня). С другой стороны, ничего хорошего нет. Если мои подчиненные не могут без меня и шагу ступить, это камень в мой огород. Значит, не научила я их соображать и принимать правильные решения.

По большому счету лучше среди ночи на звонок ответить (все равно живу я одна, никого не разбужу), чем потом ликвидировать последствия чьих-то необдуманных действий. Прав Черномырдин: мы хотим как лучше, а получается как всегда. Только я думаю обо всем и в целом, мои подчиненные видят только свой участок, и больше ничего знать не хотят. Меньше знаешь — крепче спишь.

Положение складывается интересное: в резерве руководящих кадров стоит один Ахатов, которому от жизни, кроме пенсии, ничего, как я понимаю, не надо. Нет достойной смены. Молодежь к нам можно заманить только одним калачом: освобождением от службы в армии. Как только опасный возраст минует, сразу же рапорта об увольнении пишут. И Глухов уйдет, справит двадцатисемилетие, и все. Он, кстати, этого и не скрывает.

Сейчас и в гражданской медицине такая же ситуация: молодые врачи после получения диплома по коммерческой линии идут, лекарствами торговать и оборудованием. Я их понимаю, чего там ловить, если и у нас уже скоро то же самое будет. Если всех нас, медиков, массово разаттестуют (это выгодно — экономия), то все сразу же разбегутся кто куда, молодежь вообще приходить перестанет, потому что отсрочку от воинской службы дают только аттестованные должности. Мне-то ничего, я свое, можно сказать, отслужила, могу хоть завтра на пенсию выходить и продолжать работу на гражданке. Обидно будет, если после моего ухода здесь все пойдет вкривь и вкось. Но это будет уже после меня. А может, и не уйду из системы, останусь. Только не начальником медчасти в колонии, а заместителем главного врача в нашей областной больнице. Есть вероятность, что и не заместителем, ближе к делу видно будет. Глядишь, и подполковником еще успею стать.