С. Коринна Бий - Черная земляника - Рассказы

— Ты ведь тоже… тоже очень мне предан, не правда ли?

Я отвернулся. Мне было стыдно, и я знал почему. Я не имел права ревновать, и Габриель был мне безразличен, даже неприятен.

— Что это с вами сегодня?

Я молчал, и она вышла в кухню, где, судя по звукам, начала разводить огонь в печке. Я упрямо сидел в комнате, уже окутанной сумерками. Бумажная выкройка платья снежным пятном белела на столе. Никогда еще я не чувствовал себя таким одиноким.

— Пьер! — позвала Жанна, и ее голос прозвучал жалобно.

Она чистила картошку, сидя у печки. Машинально я сел рядом, взял ножик и начал ей помогать. Мало-помалу ко мне возвращалось спокойствие. Эта «низменная» работа, которую я нигде больше не согласился бы выполнять, здесь почему-то доставляла мне радость. Жанна еще что-то нашептывала мне, но я не вникал в ее слова, не придавал им особого значения, меня завораживал сам звук ее голоса, и сладко было сидеть рядом с ней. Ее близость — вот и все, что существовало для меня в эту минуту.

Она подошла к шкафу и открыла его. Внутри, в полумраке, что-то поблескивало. Это слабое мерцание исходило от блюда, которое она держала перед собой.

— Виноград!

— Да, первый из нынешнего урожая. Мне принесли его снизу, из долины.

Я не посмел спросить, кто именно. Мне хотелось пить. Я взял с блюда виноградную кисть и, держа ее в ладонях, коснулся губами ягодной плоти, покрытой еле ощутимым пушком, тугой и вместе с тем удивительно живой и нежной. «Твои груди, — пролепетал я, — твои груди…» Но тут же понял, что она меня не слушает. Я жадно напихал в рот виноградины, и из-под моих зубов брызнул сок. Боже, какая восхитительная свежесть… У этого августовского винограда был привкус альпийских трав и легкая кислинка смородины.

После этого прошла неделя, в течение которой я не виделся с женой егеря. Улица, ведущая к их шале, неодолимо притягивала меня, но я знал, что стоит мне сделать хоть шаг в ту сторону, как я снова потеряю голову. И потому большей частью уединялся в своей комнате, так что хозяйка «Приюта сурков» шутливо спросила, уж не превратился ли я в одного из них. В остальное время я бродил по окрестным холмам, над деревней, чьи сизовато-серые крыши, скучившиеся на склоне горы, напоминали крылья вяхирей. Это сходство объяснялось не только их цветом, но также и фактурой: дранка, источенная дождями, обожженная солнцем и обтрепанная по краям, стала хрупкой, как птичьи перышки, и выглядела так, словно готовилась взлететь, стоило ветру, поднимавшемуся из долины, дунуть посильней… Я высматривал среди них крышу дома моей любовницы и мысленно вдыхал дымок ее печки. Потом шел к себе. Но где бы я ни был, что бы ни делал, я ждал. Я весь превратился в сплошное исступленное ожидание.

По вечерам я любовался еще и лесной опушкой, пылавшей в лучах закатного солнца. Лес, прежде тусклый, теперь наливался фантастической осенней красотой, и я с ума сходил от мысли, что больше не войду в него вместе с Жанной. Вид этого маленького, золотисто-багряного царства, такого близкого, но теперь ненужного, приводил меня в отчаяние.

Я часто размышлял над фразой, которую она сказала однажды: «Мне хотелось бы выйти за тебя замуж». Тогда я ответил: «Но ты же не можешь!» И она улыбнулась в ответ — такой странной улыбкой, что я чуть не сгорел со стыда.

Настало второе воскресенье августа, и желание увидеть Жанну хотя бы на мессе придало мне сил и вновь разбудило почти угасшую, неизбывную страсть. Какое же разочарование ждало меня в церкви: ее не было на скамье, где она обычно сидела! Анатаза я тоже не нашел среди прихожан, зато увидел его младшего брата Габриеля. Его воинственная, мужественная красота удручала меня. Сам я не могу похвастаться широкими плечами, да и прочими физическими данными не отличаюсь от большинства студентов. Мне показалось, что мужчины и женщины, выходившие из церкви, поглядывали на меня как-то странно. Потакая любопытству сельчан, я приступил к ним с расспросами, но они отвечали коротко и неохотно, отводя глаза в сторону:

— Э-э-э, видать, на праздник пошли.

— На какой праздник?

— Праздник-то?… Да вон там, в Манеке…

И тыкали пальцами в сторону леса, за которым находилась названная деревня. Я решил отправиться туда.

По дороге мне встретились гуляющие, в основном парни и девушки из других селений, а может, даже из долины. Видимо, им надоели праздничные развлечения и они решили пройтись по окрестностям. Все они были очень молоды, почти дети, и любовь, которую они выказывали друг другу, шокировала меня: очень уж они походили на братьев и сестер — одного роста, с одинаковыми чертами лица. Они шли парочками, тесно обнявшись, медленной поступью, как ходят в процессиях. Может быть, именно любовь, радость жизни и юность придавали их лицам, их глазам эту семейную схожесть, это общее для всех них выражение превосходства над окружающими. Уж не завидовал ли я им? Мне было всего двадцать два года, и, однако, я чувствовал себя безнадежно старым.