Жан-Поль Сартр - II. Отсрочка

Вся толпа начала выть. Анна тревожно смотрела на Милана. Он подошел к радио и, засунув руки в карманы, смотрел на него. Его лицо почернело, на скулах ходили желваки.

— Милан… — позвала Анна.

— Мы — люди разного склада. Господин Бенеш во время великого столкновения народов ездил по свету, держась в стороне от опасности; я же, как честный немецкий солдат, выполнял свой долг. И вот сегодня я стою напротив этого человека как солдат моего народа.

Они снова зааплодировали. Анна встала и положила ладонь на руку Милана: его бицепс напрягся, все тело окаменело. «Он сейчас упадет», — подумала она. Милан, заикаясь, сказал:

— Сволочь!

Она изо всех сил сжала его руку, но он ее оттолкнул. Его глаза налились кровью.

— Бенеш и я! — пробормотал он. — Бенеш и я! Потому что за тобой семьдесят пять миллионов человек!

Он сделал шаг вперед; она подумала: «Что он собирается делать?» и бросилась за ним; но он успел дважды плюнуть на приемник.

Гитлер продолжал:

— Мне нужно заявить немногое: я признателен господину Чемберлену за его усилия. Я заверил его, что немецкий народ не хочет ничего иного, как мира: но я ему также заявил, что не могу расширять пределы нашего терпения. Кроме того, я его заверил, и повторяю это теперь, что как только эта проблема будет решена, для Германии в Европе не останется ни одной территориальной проблемы! Кроме того, я его заверил, что с того момента, как Чехословакия мирно, без угнетения объяснится со своими нацменьшинствами, я не буду больше интересоваться чешским государством. Я это гарантирую! Нам не нужны чехи как таковые. А пока что я заявляю немецкому народу, что в том, что касается проблемы судетских немцев, мое терпение на исходе. Я предложил господину Бенешу вариант, который является фактически осуществлением его собственных деклараций. Теперь решение в его руках: мир или война. Или же он примет эти предложения и даст свободу немцам, или мы придем за ней сами.

Эррера поднял голову, он злорадствовал:

— Черт побери! — рявкнул он. — Черт, так им и надо! Слышали? Это война!

— Да, — согласился Гомес. — Бенеш — упрямый человек, и он не уступит: это война.

— Черт! — ругнулся Тилькен. — Если б так все и было! Если б только так все и было!

— Что это? — спросил Чемберлен.

— Продолжение, — сказал Вудхауз.

Чемберлен взял листки и начал читать. Вудхауз с беспокойством следил за его лицом. Немного погода премьер-министр поднял голову и приветливо ему улыбнулся.

— Что ж, — сказал он, — ничего нового. Вудхауз удивленно посмотрел на него.

— Рейхсканцлер Гитлер выразился в весьма резких тонах, — заметил он.

— Полноте! Полноте! — возразил Чемберлен. — Его вынудили обстоятельства.

«Сегодня я иду впереди моего народа, как его первый солдат; а за мной — пусть мир это знает — теперь идет народ, народ иной, чем в 1918 году. В этот час весь немецкий народ объединится со мной. Он почувствует мою волю, как свою собственную, я, между тем, рассматриваю его будущее и его судьбу, как двигатель моих действий! И мы хотим усилить эту общую волю, такую, какой она была у нас во время сражения, в то время, когда я ушел на войну простым неизвестным солдатом, чтобы завоевать рейх, нисколько не сомневаясь в успехе и окончательной победе. Вокруг меня сплотились храбрые мужчины и храбрые женщины, которые пошли со мной. И теперь, мой немецкий народ, я обращаюсь к тебе так: "Иди за мной, мужчина за мужчиной, женщина за женщиной. В этот час мы все хотим иметь общую волю. Эта воля должна быть сильнее любых невзгод и любой опасности; и если эта воля сильнее невзгод и опасности, она справится с невзгодами и опасностями". Мы решились! Теперь выбирать господину Бенешу».

Борис повернулся к остальным и произнес:

— Все.

Они не сразу отозвались: с внимательным видом они курили. Через какое-то время хозяин сказал:

— Держу пари, ему сломают хребет.

— Думаю, что так.

Хозяин склонился над бутылками и повернул ручку приемника; на какую-то минуту Борису стало не по себе: было ощущение огромной пустоты. Через открытую дверь тихо проникали ветер и ночь.

— Так что он сказал? — спросил марселец.

— В конце он объявил: «За мной весь мой народ, я готов к войне. Выбирать господину Бенешу».

— Приплыли! — протянул марселец. — Значит, будет война?

Борис пожал плечами.

— Что же, — сказал марселец, — я уже полгода не видел жену и двух дочерей. А теперь я возвращаюсь в Марсель и здрасьте: помаши ручкой на прощание и снова в казарму.