Юрий Козлов - sВОбоДА

— Хорошо, — после недолгой паузы отозвалась София, — я пришла проконсультироваться по одному… никак не связанному с… молотом вопросу в «Наномед». Тебя не было в кабинете. Решила подождать в сквере. Мне показали окно твоего кабинета. Сказали, как откроется, значит, на месте. Но у меня не было времени ждать. Когда я выезжала со стоянки, увидела, что окно открылось, и вылетела бабочка.

— Ты можешь вернуться, я на месте.

— Спасибо, не могу.

— Когда ты приедешь?

— Ты слишком настойчив для… вдовца, — ответила София. — И слишком много думаешь о своем… молоте. Хотя он у тебя давно уже… электронный. Конец связи.

Некоторое время Егоров тупо смотрел в экран. Он проиграл состязание в скорости мысли. Внутри его мысли, как внутри гоночной машины, что-то взорвалось, машина врезалась в ограждение, гонщика унесли на носилках.

Исайка булькнул, и на дисплее возникло:

Егоров позвонил в регистратуру. Никто про него не спрашивал. Охранник на стоянке сказал, что никто со стоянки не выезжал, а если ему, охраннику, кто-то не верит, то камера все пишет, пожалуйста, смотрите.

«Тайна — это бабочка, — подумал Егоров. — Она вылетела и одному Богу известно, куда она полетит, на какой цветок сядет. Но тайна не может быть бабочкой, потому что ее не существует»!

У нее было много имен. Одно из них — Аврелия. Помимо монастырской православной строгости, имя, как губка, вбирало в себя гладкость Лии, терпкость Лилии, основательность Делии, тревожную глубину Урании и пессимистическую (в духе библейских пророков Иисуса сына Сирахова и Экклезиаста) мудрость одноименного римского императора. Ей нравилось это имя, но еще больше нравилось другое, пока еще не вошедшее в реестр женских имен — Линия. Назвать себя Линией было все равно, что надеть на себя нечто, не существующее в мире готовых форм одежды, продлить собственную сущность в бесконечность — за горизонт (горящий зонт) бытия. Имя Линия было паровозом, к которому можно было прицепить вагон с материальными ценностями, да и революционно увести по невидимым рельсам из-под этого самого горящего зонта. Фонд помощи больным детям вполне мог называться «Линией жизни». Контора, переселяющая стариков из принадлежащих им квартир в дома престарелых и хосписы, но главным образом, естественно, на кладбища — «Линией добра» или «Линией заботы».

А можно было поставить паровоз позади вагона, чтобы он его незаметно толкал в нужном направлении, а все думали, что вагон движет непобедимая — как коррупция в постсоветской России — сила вещей. Люди бессильны против силы вещей. Пересилить ее мог только Господь Бог, когда шел впереди революционных матросов в «белом венчике из роз», или в венчике из белого шиповника — символа неразделенной (в данном случае Господа к людям) любви. Тут вырисовывались не менее обещающие в плане дохода деловые словосочетания. «Чистая линия» — продажа в красивых бутылках воды из-под крана под видом дорогой минеральной. «Белая линия» — торговля молочными продуктами из чудесным образом восстановившейся после Чернобыля Белоруссии. «Шестая линия» — услуги гадалок, экстрасенсов и прочей, кормящейся от человеческих предрассудков, преобразующей темное невежество в деньги, сволочи.

Аврелия Линник — под таким именем несколько лет назад она зарегистрировала компанию по прокладке водопроводных и канализационных подземных коммуникаций — «Линия воды».

Она сама не знала, зачем ей эта компания?

До недавнего времени.

Аврелия никогда не прибегала к услугам «Шестой линии».

«Шестая линия» всегда была при ней, как безотказный, не требующий подзарядки, мобильный телефон.

Аврелия, впрочем, сама никогда по нему не звонила. Только (если находилась в зоне доступа) отвечала на звонки, то есть выступала в роли «smooth operator» между Господом Богом, желающим направить «силу вещей» в нужном направлении, и действительностью — вечной матерью и кормилицей вещей, из которых составлялась картина (мозаичное панно) бытия.

Действительность выступала в роли неутомимой «матери уродов». Господь Бог — Отца красоты, которому действительность непрерывно изменяла, зачиная и рожая от кого угодно — от проезжего молодца, черта лысого, мусорного (в штанах) ветра, но только не от законного супруга. Он принимал всех незаконнорожденных детей, наделяя сыновей вотчинами, а дочерей — приданым. Аврелии часто снилось ее приданое — остров посреди моря, где ей предстояло жить вечно. А еще почему-то ей снились сестры, которых у нее не было. Эти сестры (в ее снах) тоже получили приданое, которое не их радовало.