Юрий Козлов - sВОбоДА

«Кто главный революционер? — Егоров статью не читал и задал вопрос по наитию: — Христос или дьявол?»

«Два финансовых гаранта внутри одного проекта, — ответила миллиардерша. — Кредит берется при жизни у одного, чтобы сделать счастливой жизнь других, на очень выгодных условиях. Но не получается. Возвращать неподъемную из-за набежавших процентов сумму приходится после смерти на Страшном Суде».

«Как же он распоряжается столь значительным капиталом?» — полюбопытствовал Егоров.

«Закапывает в землю, — ответила финансистка, — сжигает в огне, топит в воде, развеивает по ветру».

«Потому-то у нас… у многих из нас ничего нет», — вздохнул Егоров.

«Кроме счастья, — неожиданно подмигнула ему дочь Буцыло, — или свободы от счастья, что, в принципе, одно и то же».

Уже не рядовую труженицу изображала она из себя, а искушенную политологическую даму, заматеревшую в публичных диспутах о судьбе России. Это было уже не раздвоение, а растроение личности. Электрон, вдруг вспомнил Егоров строчки Ленина, написанные задолго до создания ядерного реактора, столь же неисчерпаем, как и атом.

И на этом, подумал Егоров, процесс деления отнюдь не останавливался.

Он хотел продолжить беседу, спросить, не идет ли речь о некоем сговоре сторон с целью извлечения максимальной прибыли, но миллиардерша заявила, что опаздывает на фитнес. Егоров понял, что мнимая ее простота, как революция в искусстве, а дьявол — в зеркале, в хищно щелкающих ножницах и в добавленной стоимости, прячется в… практичности. В сауне, в бассейне бриллианты только мешают.

Дед Буцыло к этому времени совершенно освоился в Сети БТ. Некоторые его вирши даже поднимались в «топы», то есть в десятку лучших.

Честно говоря, Егорову эти строчки не понравились. Он проголосовал «против». Гораздо больше ему понравился другой стишок деда:

…Егоров извлек из конверта деньги, предложил деду разделить их, при условии, что тот не отправит свою долю лимоновцам, но дед отказался. В пансионате он живет на всем готовом, наличие лишних денег там не облегчает, а осложняет жизнь.

Ему нравились молодые нацболы, но не нравился их вождь. Дед заметил, что тот сильно смахивает на старого козла.

«Любой человек в старости смахивает на какое-нибудь животное, — заметил Егоров, невольно скосив глаза на зеркало, висевшее напротив его кресла. — Хотя животные доживают до старости гораздо реже людей. Чем плох старый козел, или… заяц?» — Беседуя с пациентами, Егоров следил за выражением собственного лица. Искренность заканчивалась там, где начиналась скука, а ему не всегда удавалось ее скрывать.

Но с дедом Буцыло Егоров не скучал, скорее уставал. Чтобы догнать мысль умного человека, а дед был умным человеком, надо было бежать. Егоров иногда не возражал пробежаться, но жить на бегу не желал.

«Про зайца ничего не скажу, — внимательно посмотрел на Егорова дед, — а вот молодящийся революционный козел — весьма опасная разновидность социально активной личности. Все деятели с подобной внешностью — Троцкий, Радек, Бухарин и прочие плохо заканчивали. Гнались за невозможным, проливали невинную кровь, подводили под гильотину соратников, а Яков Михайлович Свердлов, так еще и набил сейф краденым золотом и бриллиантами».

«Зато Сталин не был похож на козла», — сказал Егоров.

«Правильно, — согласился дед, — потому что козлы — всегда хулиганы и оппозиционеры. Иногда они вплотную подкрадываются к власти, как к бурту с капустой, но им всякий раз дают по рогам».

А вообще, заметил дед, тема «козлоподобия» политических деятелей, представителей культуры, философии, науки еще ждет своего исследователя.

«Николай Бердяев, — продолжил он, — типичный пример философского козла в… хорошем смысле слова. Или вот вчера по телевизору выступал журналист… Не помню фамилию, он все время пишет какие-то письма президентам, ну чистый козел! Странно, — добавил дед, — почему они не маскируют, а, напротив, подчеркивают свою схожесть с этим животным? Они… хоть иногда смотрятся в зеркало?»

«Наверное, потому что считают козлами всех нас», — ответил, убирая конверт в ящик стола, Егоров.