Дзюнъити Сага - Исповедь якудзы

— Как это ты забрел в такое место? — спросил кто-то.

— Да так, ищу кое-кого, — робко ответил я и спросил: — А что будет с этим человеком, который лежит здесь?

— Со стариканом? — Из-за женских спин показался еще один человек. — Господин полицейский вверил его моим заботам — велел перетащить через дорогу и оставить там! Самое полезное для того, кто вот-вот окочурится от голода!

— И что будет потом?

— А ты, сынок, как думаешь? — Он ухмыльнулся. — Дождусь, пока фараон уберется подальше, обратно перетащу его через дорогу и оставлю валяться на прежнем месте! — Человек так был доволен своей выдумкой, что зашелся беззвучным смехом — голова затряслась, рот приоткрылся — там желтели редкие гнилые зубы.

Подоплека этой мрачной шутки заключалась в том, что каждое тело, обнаруженное в районе патрулирования, доставляло местному отделению полиции массу хлопот — им приходилось писать отчеты, думать, куда девать тело, и все в таком роде. Но если человек умирал и тело обнаруживали на другой стороне улицы, то заботы о нем всецело ложились на плечи другого отделения полиции. Ясное дело — стражи порядка в обоих районах хотели избежать волокиты, поэтому им приходилось держать ухо востро! Они гоняли полуживых бедолаг с одной стороны улицы на другую, пока те могли передвигаться. Но в конечном счете несчастные испускали дух на той стороне улицы, которую предопределило слепое провидение.

Я долго блуждал по району трущоб, спрашивал дорогу у бродяжек и в конце концов все же добрался до ночлежного дома “Мэйгэцукан”.

“Гостиница” представляла собой жалкую времянку, а на входе дежурил неприветливый старикан с помятым, словно вылепленным из жеваной бумаги лицом.

— Скажите, здесь остановился господин Синкити? — вежливо спросил я.

— А тебе что за дело?

— Я его друг…

— Друг, говоришь? Может, у тебя и деньги имеются?

— Скажите, а господин Тарокити уже здесь?

— Я не видел этого ублюдка с утра… Он сбежал, не заплатив! Так что тебе придется рассчитаться за проживание вашего общего дружка!

Я отсчитал старику несколько монет, и он отвел меня в дальний закуток — там на циновке лежал Синкити. Я осторожно дотронулся до его головы — лоб был холодным как лед — мой товарищ уже умер…

— Сегодня с утра вроде был живой, — запричитал старик. — Ну что за несчастье приключилось! За жилье не заплатил, еще и похороны потребуют расходов… Может, господин, вы сможете чем-то помочь…

Я дал ему еще иену. Он тут же бросился из ночлежки и вскоре вернулся с двумя угрюмыми типами. Мужчины оглядывали комнату и переговаривались:

— Не питался как следует, вот и помер с голодухи…

— А кимоно у него малопоношенное — хоть и хлопчатое, — обрадовался коротышка.

— Гляди — у меня появилось новое исподнее, — довольно хохотнул другой — бледный тощий парень с бегающими глазенками. Они раздели Синкити и запихнули тело в черный мешок. Тот, что поменьше ростом, набросил кимоно Синкити поверх своего рванья и заторопил приятеля:

— Хватит возиться, идем…

— Не забыли мы чего чужого? Уверен? — Коротышка кивнул. Они обменялись ухмылками, снова сверкнули их желтые зубы. Затем взвалили мешок на плечи и ушли. Я так и не узнал, куда они дели тело Синкити, и больше ни разу не встречался с Солдатом-Тарокити.

Вскоре после смерти Синкити дядя потребовал, чтобы я явился к нему в дом, где его семья обычно проводила выходные. Этот дом располагался в районе Койсикава, вокруг было полно типографий и печатных мастерских.

Дядя ожидал меня в своем кабинете и настроен был самым серьезным образом.

— Я надумал поселить тебя в этом доме на весь следующий месяц — пора тебе, Эйдзи, основательно подучиться! У одного моего приятеля неподалеку есть бухгалтерская контора — ты сможешь заходить к нему и по-настоящему изучать учет. С утра будешь помогать в доме по хозяйству, а по вечерам ходить в контору на учебу. А как только освоишь бухгалтерию, я сразу переведу тебя на работу в головную контору!

Мне оставалось только одно — соглашаться. Сдается мне, что дядя знал наверняка: я приму любое его предложение; в противном случае он всегда мог пригрозить вернуть меня домой, к отцу. Лично у меня перспектива целыми днями сидеть за конторкой с карандашом в руках не вызывала особого энтузиазма. Но с другой стороны — если бы я обидел дядюшку отказом, то лишился бы единственной возможности и дальше оставаться в Токио. Бежать от дядиного недреманного ока было также невозможно, поскольку идти мне было совершенно некуда. Вот такие безрадостные мысли одолевали меня на обратном пути в Фукагаву. К пристани я пришел совсем грустный — должно быть, звезды так расположились в моем небесном гороскопе, что пророчили мне одни несчастья, — в моей жизни началась сплошная черная полоса.