Дзюнъити Сага - Исповедь якудзы

— Значит, этот человек совсем не изменился?

— Остался такой же, как был! Естественно — он постарел, как и любой из нас… Если хотите успеть записать его истории, вам придется спешить!

— Разумеется, будет интересно встретиться с ним…

— Я так и думал, поэтому взял у него номер телефона. Раз вы заинтересовались, я могу позвонить ему и предупредить…

— Отлично, так и сделаем… Только, признаюсь по правде, для меня гораздо важнее, что вам стало лучше, я боялся не успеть услышать всего, что вы можете рассказать мне…

— Опасались, что я помру раньше, чем доскажу свою историю? Ну и характер у вас, доктор, кто бы мог подумать! Оказывается, вы настоящий упрямец. Но скажу без обиняков — после того как я освободился из тюрьмы Абаси, в моей жизни было мало примечательного. Ничего такого, что заслуживает упоминания, ну разве одно незначительное происшествие, из-за которого я отрезал второй палец…

— Надо же — так вы и второй палец отрезали? Как же это произошло?

— Лучше не спрашивайте, это случилось по глупости, о которой и говорить не стоит, — он поморщился и иронично улыбнулся. — Это произошло вскоре после похорон Камэдзо, я вдруг почувствовал, как сильно сдал, впервые стал подумывать о том, чтобы отойти от дел. Наверное, вы считаете, что, раз я известный человек в мире якудза, у меня припасена целая охапка всяких жутких историй? Но поймите простую вещь — якудза живут в очень обособленном мире, они видят только изнанку жизни.

А ведь изнанка не имеет даже половины тех красок, что лицевая сторона! Так что реальная жизнь якудза гораздо менее эффектна, чем показывают в кино. Мне даже немного стыдно — я столько морочил вам голову своей болтовней, приглашал заглядывать каждый вечер, а в конечном итоге не смог рассказать ничего мало-мальски захватывающего…

— Но это далеко не так! Вы даже не представляете, как много для меня значило общение с вами, как я счастлив, что судьба свела меня с таким человеком…

Женщина тихо вошла, поставила передо мной блюдце, на котором лежало печенье в форме соловья.

— Не знаю, как вы относитесь к сладостям, доктор… — улыбнулась она.

— Просто поразительно, как кондитеры ухитряются придавать тесту такую затейливую форму, — ответил я, с удовольствием разглядывая печенье.

Женщина объяснила:

— Я вчера ездила в Фукагаву, к гробнице святого Томиоки Хатимана, и купила печенье по пути домой.

— Вы часто ездите в Токио?

— Ну что вы, сейчас уже очень редко…

Она снова приветливо улыбнулась и налила мне еще одну чашку чая.

— Доктор, если я правильно помню, у вас в кабинете висела замечательная картина — панорама старых районов Асакусы… Я случайно услышал, что картину написал ваш отец, неужели это правда?

— Да, правда. Отец начал рисовать, когда ему было уже за шестьдесят, а картину, которая украшает мой кабинет, написал вообще лет в семьдесят. Он успевает рисовать, несмотря на большую занятость, ведь он по-прежнему ведет врачебную практику…

— Рисунок напомнил мне Асакусу времен моей молодости — узенькие улочки, на которых женщины собираются поболтать перед своими низенькими жалкими домиками, пока на маленьких печках с древесным углем жарится рыба или еще что-нибудь к ужину. А рядом, у раздвижных дверей с ободранной бумагой, играют детишки. Мужчины в коротких кимоно из хлопка спешат домой, ловко перебегая по доскам через сточные канавы. Я каждый день видел такие сценки, пока работал у дяди на угольном складе, и все это исчезло раньше, чем я успел понять, какое это было счастливое время! Знаете, когда я впервые зашел в ваш кабинет и увидел, эту картину, я снова погрузился в собственное прошлое, и это было прекрасно! Картина все еще у вас?

— Да, разумеется…

— Вы меня очень порадовали, берегите ее!

Было уже начало второго, пришло время закончить беседу и откланяться. Я пообещал заглянуть в ближайшее дни и сбежал по ступенькам вниз. Женщина проводила меня за порог и махнула рукой мне вслед. Я так и остался в неведении — кто она такая и откуда взялась.

Наша встреча оказалась последней. Меньше чем через месяц я узнал, что Идзити Эйдзи скончался. Похороны вышли очень тихими, почти семейными. Среди участников скорбного ритуала я сразу узнал Сабуро и был поражен той точностью, с которой описал его покойный Эйдзи!

Там же, на траурной церемонии, я снова, после долгого перерыва, встретил Хацуё.

— Как вы собираетесь добираться домой? — деликатно поинтересовался я.