Марго Па - Проникновение

Я разбежался и вышиб плечом обветшалую дверь.

В доме лил дождь. Капли падали с потолка, струились по стенам, тушили свечи. Мне снился сон о другом доме. Доме скульптора на земле. Ты привёл меня туда и ушёл. А мы остались стоять с ним вдвоём на пороге комнаты с высокими потолками и огромным столом с застывшими стеклянными птицами — красивыми, разными. Мне понравился маленький дрозд из зелёного стекла, словно из малахита. Его трудно было рассмотреть за другими птицами, раскинувшими крылья, и я потянулась взять его в руки. Столешница покачнулась, и птицы рухнули на каменный пол, разбились — вдребезги, в осколки, в стеклянную пыль. Скульптор молча покачал головой и отвернулся. В профиль заметила, как он похож на тебя, Аморген! Те же усталые уголки глаз, тёмные завитки волос на висках, резкие нервные скулы. Птицы были трудом всей его жизни. Ничего не вернуть, не исправить. Поступок не имеет прощения. Сжимала зелёную птичку в руках и плакала. Первое, что услышала, когда открыла глаза, — шум дождя. Он тоже оплакивал птиц. Стеклянные птицы — разбитые мечты? Или наши жизни? Загадала снова заснуть, вернуться в сон и отдать тебе малахитового дрозда. Единственную спасшуюся птицу. Но вернуться не удалось.

— Последние слова должны быть простыми, без пафоса, фальши и лицемерия. Но где найти такие слова? — задумался Арно.

Перебирал старые виниловые пластинки, дождь глухо бил по картонным конвертам, размывая великие имена.

— Может быть, Lacrimosa? Напоследок многие хотят услышать «Слёзный день». «Я умираю, не исчерпав своего таланта. Жизнь была прекрасна, но нельзя изменить судьбу. Никто ещё не отмерил свою собственную жизнь, нужно смириться, всё подвластно провидению» [112] Вольфганг Амадей Моцарт, сентябрь 1791, партитура «Реквиема» прерывается на Lacrimosa dies illa. .

Тягостные звуки скрипки, подхваченные высокими потусторонними голосами. Идеальные, очищенные от земной радости эмоции. Игла проигрывателя высекала из пластинки душу, и она текла слезами, смешиваясь с дождём. Прощающаяся и прощённая. Господи, как же мне жаль себя, как мне жаль!

— Я не хочу умирать вот так! Ничего не сделала, не поняла, не успела в жизни!

— Утешься тем, что могла бы или тем, что никто не успел. Конец наступает неожиданно, незаметно, буднично. Жизнь тает, как снег, испаряется, как вода. Никому не наливают полную чашу. Чем-то придётся жертвовать: или любовь, или творчество, или счастье, или покой, или долгая дорога, или дом. Мир строится на жертвоприношении, потому что ничто в нём не происходит одновременно. Когда душа прилетает на землю, помнит всё и сама выбирает судьбу: отказывается от тех или иных глотков в чаше в пользу других, а потом забывает и сетует на свои несчастья. Ваши жизни выбраны вами. Но вы не помните вечности, знаете лишь, что есть время — вчера, сегодня, завтра. И если вчера существует внутри вас, сегодня — вокруг, то завтра не случается никогда.

— Нет, нет! Я не могу уйти. Не могу! Мне нужно вернуть дрозда!

— Маугли, перестань, пожалуйста! Если иного пути нет, смерть принимают достойно. А ты ползаешь по полу, плачешь… Дай мне руку, помогу подняться на ноги. Хватит! Жалко смотреть.

— Ты — жалок, Аморген! Тебе показали полусдохшие цветы в палисаднике? Это и был пересмотр, твой высший Суд. Тебе не о чем сожалеть, вот ты и не плачешь. Взгляни, как протёрт ковёр. Здесь все ползают на коленях, рыдают, вымаливают. Уже понимая: не ускользнуть. Осознав до капли, что не успеть. Перед великим все унижаются, не стыдно быть честными. Ни к чему здесь твои приличия и гордыня. Хуже того — отвратительны!

И Арно наклонился ко мне, утешая, погладил по голове, наполнил чашу вином.

— Пейте и плачьте. Люди невероятно красивы, когда плачут. А красота исцеляет. Из жизни в жизнь вы улыбались и улыбались, пародируя маски шутов. Поплачьте хотя бы сейчас. Стендаль прав, слёзы — высшая степень улыбки. Освобождение души из телесного плена.

— Зачем ты напаиваешь её?

— Пьяная плачущая женщина, что может быть прекраснее искренности? Ты же любишь слова? Их она и оплакивает. Ненаписанные, непроизнесённые. Отложенные на «когда слишком поздно», и остаётся только звонить в неоновое кафе или в телефонную будку на перекрёстке миров в надежде, что снимешь трубку. Маугли не первый раз в зелёной комнате, просит и всегда получает не то, о чём просит. И она не одинока, не оригинальна. Кто научил вас молчать о сокровенном? Она не скажет тебе «люблю», потому что выбрала мир. Города и лица. И лики статуй, точнее, один лик, невысеченный, затаившийся в глыбе мрамора. Ей рано выбирать дом, не набродилась по дорогам земли.