Екатерина Завершнева - Высотка

Господи, ну и дура. И про веселые пузырьки небось тоже?

Тоже. Я сразу понял, что мне тебя слушать — не переслушать.

А дальше?

Дальше пошли гулять, день был теплый. Пока мы обсуждали пиво и все такое прочее, впередиидущие приняли решение возлечь на газоне и позагорать, что мы и сделали, помнишь?

Не-а. Даже удивительно. Я же люблю загорать на газоне. И ты всю дорогу мне внимал?

Нет, конечно. Я отключился. Смотрел. У тебя очень смешно кончик носа двигается во время разговора. Как будто ты отдельно, а он отдельно.

Знаешь что, Митенька…

Знаю, знаю. Все, что ты собираешься сказать — чистая правда. Я такой.

Ты даже не представляешь, какой ты… Ты… ты…

(А придумать ничего не могу. И на стуле сидеть больше не получается. Сейчас встану и сделаю то, что хочется, а не то, что надо, можно или нельзя.)

Аська, что ты делаешь, щекотно. Ну щекотно же, смеется Митя. В ГЗ топят будь здоров, ты перегрелась. Тебя надо в душ, да под холодную воду, но боюсь, не поможет.

Митька, бормочу я, почему на твоей рубашке столько пуговиц… и, главное дело, мелочь такая, не слушаются… у меня, между прочим, с мелкой моторикой все в порядке… шью, вяжу, починяю примус, то есть эти, как их, диваны… а тут ты со своими пуговицами… откуда взялся?

Не знаю, что со мной такое приключилось, вдруг, без предупреждения, как будто рябь побежала по поверхности и ум патиной покрылся, помутился — и все, и мышления нет, а есть один только Митька, прекрасный, как изваяние работы Фидия.

Впрочем, Фидия тоже нет, он тоже выдумка

есть только теплый мрамор плеча, облитый июльским солнцем, и я, девушка из Московской области, которой по-хорошему надо бы под ледяной душ, только это, Митенька, и в самом деле не поможет, хоть головой в сугроб

и я точно теперь от тебя не отлипну, нет такой силы

ни ньютоновой, ни не-ньютоновой

реактивной, инерционной, гравитационной

ни этой, как ее, форца дель дестино

которая могла бы меня от тебя оторвать

хочешь, скажу тебе об этом?

Митька, ну какой ты дурак, говорю я сердито, потому что наткнулась на неожиданное препятствие. Ты носишь майку?! Как ребенок, ей-богу! И что мне теперь делать с твоей майкой… (а сама чуть не плачу, силы в пуговицы ушли, на майку уже не хватает). Меня мама ругала, что я надеваю шерсть на голое тело , как эта, женщина легкого поведения… у мамы представления о падших женщинах весьма гуманистические… и она добивалась, чтобы я носила майку или что там у девчонок должно быть, не помню… комбинашку, да… а я не хотела, — мало того, что она противная, электризуется, еще и кусачие синтетические кружева… и тогда мама в очередной Нинкин приезд решила меня авторитетом старшей сестры подавить… спрашивает у нее — Ниночка, а ты носишь? ну, эту самую… а Нинка засмеялась и говорит — нет, тетя Аля, не ношу… вот и все воспитание… Чего ты смеешься?!

Видела бы ты себя сейчас, говорит Митька, берет меня в охапку и сажает на подоконник. Погоди, я все-таки диван разложу. Спать пора, уснул бычок, лег в кроватку на бочок и спит. А ты чем хуже?

Вот, совсем другое дело, радуюсь я с подоконника и обнимаю его за шею. Теперь я вижу, какой ты… А то при этой разнице в росте глаза в глаза не посмотришь и целоваться неудобно… Ой, что я говорю… Как в лифте, да? Ты надо мной наклонялся в три погибели… очень трогательно, но хлопотно… у тебя, наверное, шея затекла, и болела потом… И ты меня вспоминал добрым словом, я надеюсь… Вспоминал? или забыл уже?

Митька, я такая неудобная… Правильно Кубик тогда сказал — покой нам только снится, и тебе в первую очередь (или это не он сказал?). Я же не просто так, у меня идеи в голове… Я же не могу просто взять и поцеловаться… или могу?.. Митька, ты такой огромный, до неба, аж голова кружится…

Что голова кружится — это вполне объяснимо, говорит Митька. Но вот все остальное… И смотрит на меня… а во взгляде… как бы это сказать… удивление? надежда? новая жизнь?

Совершенно счастливые глаза.

Нет, внезапно трезвею я, в этой комнате я тебя целовать не буду, нет… Тут все чужое, не мое, не твое… Я лучше обниму тебя до самого утра… Ты ведь останешься?.. одеялком укрыть, водички… и вообще… оставайся вообще… но что с твоей майкой делать, ума не приложу… Где у нее верх?

Митька не выдерживает и снова смеется. Отчаявшись разобраться с майкой, я обнимаю его еще крепче и прижимаюсь ухом к его груди. Все-таки разницу в росте так просто не устранишь. И не надо.

Я молчу, слушаю. Митька стоит, не шелохнувшись. Дышит. А у меня — волны, поднимаюсь и опускаюсь, вверх и вниз, прислушиваюсь — ничего. Только шум моря.