Анатолий Аргунов - Студенты. Книга 2

— Тогда давайте перейдем к делу. — Вице-мэр пригласил Савву Николаевича за стол. Сел напротив и стал внимательно слушать доводы директора института в пользу сохранения уникального научного центра.

Савва Николаевич проговорил минут десять-пятнадцать, и все это время вице-мэр ни разу его не прервал, ничего не уточнил. Когда Савва Николаевич закончил, вице-мэр помолчал, потом встал со стула и прошелся по кабинету, явно что-то обдумывая. Потом подошел снова к столу, сел напротив директора и, смотря в глаза собеседнику, наконец, ответил:

— Я ваш сторонник! К сожалению, решение принимать буду не я, для этого создана целая комиссия, ее возглавляет Валентина Ивановна Мельниченко. Знаете такую? — спросил он Савву Николаевича явно с какой-то иронией в голосе.

Савва Николаевич кивнул:

— Она, кажется, представитель президента в городе.

— Именно так, Савва Николаевич. Представитель президента, и лишь от ее мнения, боюсь, будет зависеть исход дела.

— А что, другие члены комиссии и вы не можете ее, как бы это сказать, переубедить, — спросил напрямую Савва Николаевич.

Вице-мэр опять встал со стула, походил вдоль кабинета и, вернувшись на место, ответил просто и ясно, как все военные:

— Не можем, приказы не обсуждаются. Единственное, что я в состоянии для вас сделать, это организовать вашу встречу с Мельниченко. Попытайтесь вы сами убедить ее в необходимости сохранения института. Договорились?

— Да.

— Тогда я вам позвоню и скажу, где и когда состоится встреча.

Савва Николаевич понял, что обсуждение закончилось, и встал.

— Спасибо за честный разговор, Антон Пантелеевич. Я рад был познакомиться с вами. Светлане Николаевне передавайте привет, если захочет, я готов с ней встретиться.

— Не о том разговор, Савва Николаевич. Мы же условились, что встреча у нас дома.

— Хорошо.

Савва Николаевич попрощался за руку с хозяином кабинета и вышел.

Не зря говорят: кто хочет чего-то добиться, добивается, а кто не хочет, ищет причины своих неудач. Савва Николаевич относил себя к первым. И он практически решил вопрос о сохранении института, обойдя почти всех членов комиссии, заручившись их поддержкой.

Непростая это была задача. Время было сложным. Никто не знал, чем все закончится. Страна бурлила, митинги на улицах не прекращались, заводы и фабрики позакрывались, магазины заполнились дешевыми товарами с Запада и из Турции. Трудовой народ, оставшись не у дел, кинулся в коммерцию или политику. Толпы людей собирались на стихийно возникших рынках, где гремела незатейливая музыка о Ксюше в юбочке из плюша, а Таня Буланова слезливо и с надрывом пела о несчастной любви. Толстый до безобразия и слюнявый политик, внук легендарного писателя, на всю страну призывал ударить по красной морде коммунизма и со всех ног бежать строить капитализм, догонять и догонять ушедший далеко вперед Запад.

Народ, дезориентированный всем происходящим и, главное, не знающий, что делать вдруг с откуда-то свалившейся на его головы полной свободой, просто запил. Запад всячески помогал спаиванию русского мужика. Спирт «Рояль», предназначенный для технических нужд, стал поступать в Россию, бутылка стоила на уровне буханки хлеба. И народ ушел в запой.

Кто-то пытался еще бороться, требуя хоть какого-то контроля со стороны государства. И такого борца под любым предлогом убирали с работы. В основном, как всегда, протестовала честная интеллигенция, «красные» директора или ученые, не поставленные на колени обстоятельствами.

Особенно трудно было государственным больницам, институтам и другим организациям, единственным источником существования которых был бюджет. Но денег в государстве не было, и больные лежали в больницах без лекарств, на обед выдавали горячую похлебку из воды с добавлением какой-нибудь приправы без мяса. Институты превратились в места публичного выяснения личных отношений. Самые совестливые сотрудники и ученые уходили с работы или уезжали за рубеж. Что делать, никто не знал.

Год Лошади, на который возлагал большие надежды Савва Николаевич, оказался годом хромой лошади — в том смысле, что работать, пожалуйста, работай, хоть за троих, но за работу тебе платить нечем.

Родилась «мода» сдавать площади научных учреждений в аренду новым «русским деловым» людям. И пошло-поехало. Государство даже обрадовалось: одной головной болью меньше, новый хозяйственный механизм спасет госучреждения; что не запрещено законом, то разрешено. И вот уникальные научные школы, которым не было равных в мире, закрываются, а их здания сдаются в длительную аренду. Настоящие «красные» директора поняли, что хоть как-то нужно спасать и науку, и научные коллективы. Эти руководители пошли на сделку с совестью и своими убеждениями. Жизнь требовала гибкости и неординарных поступков от вчерашних несгибаемых ленинцев, марксистов и вообще коммунистов и социалистов. Они пошли на такой вариант работы ради общей идеи — спасать Отечество.