Игорь Шенфельд - Исход

С появлением Вальтера все изменилось. К Вальтеру Николай проникся симпатией и доверием с самого начала, с первого дня: за прямоту, за детскую наивную доверчивость, за беззлобность, за честность, доходящую здесь, в условиях лагеря до абсурда; и еще — за веру в существование хороших людей и в правду, которой хотя и нет на белом свете, но вера в которую человека украшает, делает другим, более высокого, светлого сорта. Оба они — и Вальтер и Николай — были из крестьян и из «врагов», и это тоже сближало их психологически, как и возраст: они были одногодками. И еще: чем-то этот Вальтер очень уж напоминал Коле брата Виктора — самого младшего из троих старших братьев: тот был тоже вечно за справедливость — что в работе, когда ему давали задание чуть поменьше других и он протестовал; что за столом, когда ему, младшенькому (Коля не в счет, он был «случайный» ребенок в семье — на семь лет моложе Виктора и всеобщий любимец и баловень) мать подсовывала Вите кусок побольше: чтоб рос быстрей (Витя был маленький ростом и так и не вырос: остался коренастеньким, метр шестьдесят три).

Поэтому Николай, который свое место в лагерной иерархии уже нашел, решил взять Вальтера под свое крыло, помочь ему научиться выживать здесь, на руднике. Вальтер с благодарностью принял товарищество Николая: уж очень ему было одиноко и страшно на руднике, особенно поначалу.

Уже очень скоро Николай узнал о страстном стремлении Вальтера как можно скорей выбраться отсюда и найти своих: этим он жил, это было самое главное для него. На этом Николай и построил свое воспитание, направленное прежде всего на укрощение в Вальтере проклятого его правдоискательства, с которым выжить на зоне было невозможно.

Прежде всего Николай сообщил Вальтеру, что имеет точно такую же цель: выжить и вырваться отсюда, причем именно в этой последовательности: сначала выжить, а потом сбежать. «А сбежать отсюда — реально, — намекнул Николай, — но для этого надо здесь «вписаться»: сначала стать как все, а потом уже аккуратно выпятиться. Иначе выйти отсюда шансов нет. Если ты не урка, то все пути тут ведут только к «Кремлевской стене. Десять лет рудников не выдержал еще ни один зек».

Воспитание Николая подействовало: Вальтер стал его слушаться и подчиняться. Шаг за шагом Николай посвящал Вальтера в правила лагерного выживания: как вести себя с охраной, как разговаривать с блатными, как общаться с бригадирами, с кем быть начеку, как правильно, рационально спать, чтобы экономить силы, правильно распределять хлеб на день, правильно запаковывать ноги, чтобы не обмерзли; пальцы можно время от времени во рту отогревать, объяснял Николай, а если ноги отмерзнут — все, конец: гангренных хирургов на руднике нет, хирурги тут всё больше стреляющие, лагерной охраной называются, лечат от всей жизни целиком и сразу.

Это были сотни маленьких секретов, увеличивающих шансы выжить, при условии, что судьбе угодно будет пощадить от болезни или несчастного случая. Это была наука, которую не преподают нигде: она постигается на основе инстинкта самосохранения, и постигается очень быстро. И это была наука не для тупых и медлительных. Вальтер не был ни тупым, ни медлительным: он все постиг. И, конечно, понимал, кому обязан наукой. Они стали друзьями.

Однако, в суть лагерных «курьерных» схем Николай не посвящал Вальтера еще долго: эта тема была слишком опасной, об этом нельзя было болтать всуе, а Вальтер мог проговориться где-нибудь по неопытности или по пылкости характера. Но постепенно Вальтер обретал психологию и привычки, необходимые для лагерной жизни, и по мере того как он нарабатывал в себе недоверчивость, сдержанность, наблюдательность и молчаливость, Николай стал осторожно посвящать его в самую общую схему возможного побега, объяснив, какова должна быть их линия поведения, чтобы попасть в поле зрения уголовников и быть выбранными в «курьеры». Вальтер говорил, что готов рисковать жизнью, идти по тайге, жить по чужим документам и унижаться перед блатными наперекор своей гордости, но мысль о том, что надо нести на себе для уголовников ворованное золото, возмущала и шокировала его до глубины души: для него воровство было хуже убийства. «Я не понесу им золота!», — заявил Вальтер Николаю однажды, когда зашел разговор об этом. «А ты для начала закатал бы губу обратно! — вскипел тогда Николай, — тебя еще не выбрали в курьеры и, может, не выберут никогда, а он уже заявления такие делает… А если дойдет до дела, Валетик ты мой дорогой, если выберут нас с тобой — то понесем мы с тобой их золото как миленькие. Либо тут околеем — не во вторую, так в третью зиму, не в третью — так в четвертую. Но живым отсюда ты не выйдешь никогда, Вальтер. Запомни это: никогда! Или что: ты родных своих уже раздумал найти? Черт с ними, с родными? Мне и на руднике хорошо, так?».