— Вот этот чеддар органический, — попыталась успокоить ее я.
— Знаю, но мы едим только местные продукты.
То было самое начало волны движения в поддержку местных продуктов, и такие заявления тогда еще кого-то удивляли. Я взглянула на нее и подумала: вот оно. Вот во что превратилась наша жизнь. Мы пытаемся покупать местные продукты в обычном супермаркете; естественно, у нас ничего не получается, и кто виноват? Мы сами. Я на мгновение прониклась к ней сочувствием, которое тут же сменилось чувством вины. А я почему не ем только местные продукты? Что со мной не так? Может, подать петицию в администрацию супермаркета, чтобы закупали местные сорта сыра?
Домой я вернулась в депрессии, но потом Люси залезла рядом на диван и сказала:
— Давай, мам, я покажу тебе страничку из каталога деревянных игрушек, которая всегда поднимает мне настроение.
Кажется, Лиза начала собирать мужиков. Не знаю, где она их находила. В Интернете? На йоге? Под яблоней, куда они попадали, как яблоки?
Она всё время ошивалась у меня дома с разным набором детей и верещала, верещала, верещала. Но мне не удавалось выпытать у нее ни слова о ее мужчинах. Она не признавалась, где брала их и чем с ними занималась. Когда я спрашивала, в глазах у нее загорался коварный огонек, а потом она деликатно меняла тему.
Ей хотелось говорить о другом: что будет дальше. Где она будет жить. Как Стив сводит ее с ума своей апатией.
Лиза совершала грандиозный, важный и невеселый шаг: начинала новую жизнь. Пропуском в эту жизнь были развлечения и мужчины. Другие мужчины — непростительный поступок, который Лиза должна была совершить, чтобы выбраться из «этого дома».
С этой точки зрения, чем бы она ни занималась с этими мужчинами (целовалась? спала? ходила на свидания?), это было самым невинным во всей ситуации. Об этом я могла спокойно думать, спокойно рассуждать. Разговоры о парнях — это ничего. О чем мне совсем не хотелось думать, так это о другом. О том, что Лиза — мать, которая собирается бросить мужа и разрушить свою семью.
Замечали ли дети, что происходит между нами с Брюсом? Однажды утром в декабре мы проснулись от звука гигантских капель дождя, падающих на крышу. Все проспали. Люси не могла найти библиотечную книжку и носилась по дому с горькими слезами на глазах. Уилли должен был идти в сад и потому сидел в кресле и бубнил: «Не пойду в сад, не пойду в сад». Я знала, что он всё равно пойдет в сад и, мало того, прекрасно проведет там время, но его бубнеж, тем не менее, действовал мне на нервы.
Брюс прикрикнул на обоих. Я накричала на него за то, что накричал на детей. А потом для порядка сама наорала на детей. Уилли убежал. Я нашла его на крыльце за домом.
Он взглянул на меня:
— Грустно с вами. (Хотя он произнес это как «глустно».)
Я взяла его на руки, и он обнял меня за шею. Клянусь, каждый раз, когда этот ребенок прикасался ко мне, я чувствовала себя счастливой обезьяной, настоящим млекопитающим. Я обошла дом с ним на руках. Люси распевала песенку из мюзикла. Мы трое были командой. Брюс ушел на работу один, под дождем. Мне было его не жалко.
В конце концов Лиза остановилась на одном-единственном парне. Его звали Карл. Но у меня по-прежнему складывалось впечатление, что личность ее избранника не имела значения. Бедняга Карл. Он не знал, что ему предстоит стать террористом, не знал, что его выбрали за умение разрушать.
Мне позвонил друг из Нью-Йорка, которому, как мне, было почти сорок, и сказал, что наконец решил жениться. Я стала допытываться, кто невеста, и постепенно мы перешли к обсуждению семейной жизни в целом. За день до моей свадьбы почти десять лет назад я призналась этому самому приятелю, что выхожу замуж, потому что «секс потрясающий, и с ним есть о чем поговорить. Думаешь, этого достаточно?». Он тогда рассмеялся. «Да, — ответил он, — кажется, ты открыла секрет семейной жизни».
— Главное — ценности, — вещала я теперь, разговаривая с другом по телефону. — Чтобы брак удался, у вас должны быть общие ценности.
— Общие ценности? — растерянно переспросил он.
— Да, — отвечала я. — Одинаковые понятия о том, как растить детей, где жить, как тратить деньги, что такое хорошо и что такое плохо.
— Что такое хорошо и что такое плохо? — еще раз переспросил он.
— Да.
Он не сказал: господи, да это самое жалкое описание семейной жизни, которое я когда-либо слышал. Что с тобой случилось за эти годы? Вслух он этого не сказал, но я знала, что про себя он именно так и думает.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу