Клер Дедерер: Йогиня. Моя жизнь в 23 позах йоги

Тут я перемотала кассету и попробовала еще раз. Правую стопу на девяносто градусов, левую под углом. Вытянуть правую руку. Опустить правую ладонь на лодыжку. Тут я заволновалась. Как я подниму руку? Как развернусь к потолку? О черт, ну ладно, сейчас или никогда. Выбросив левую руку в воздух, я развернула туловище, ну может, на миллиметр. Тело заныло.

Я поймала свое отражение в темном окне — горбун из Нотр-Дама. Снова перемотав кассету, прослушала все инструкции и снова приняла эту странную позу… Какие-то части моего тела натыкались друг на друга, а ведь раньше они не встречались никогда. Что-то где-то болело. У меня возникло подозрение, что болеть не должно.

Теперь, вспоминая тот день, я понимаю, что тогда усвоила самый важный в йоге урок: найди хорошего учителя. Или хотя бы живого учителя. Моя спина болеть не перестала, и хотя обезболивающие мощно действовали, я, к сожалению, не могла принимать их постоянно. Я работала книжным обозревателем. (Если когда-нибудь решите зарабатывать на жизнь таким способом, подумайте получше.) А когда принимала обезболивающие, романы, которые я рецензировала, вдруг становились намного интереснее. Поскольку критическая оценка была моим единственным талантом, пришлось слезть с колес, хоть и неохотно.

В моей голове прочно засела идея, что йога каким-то образом изменит меня к лучшему. Я стану лучше, чем была, и лучше других. Более моральной, что ли. Мне нравилось говорить о себе так: «Я занимаюсь йогой». Язык пока не поворачивался назвать себя «йогом» или «йогиней». Но я уже представляла, как стану стройной, а может, даже худой, а кожа приобретет таинственное сияние. Спина болеть перестанет. Да, явно настало время мне сходить на настоящее занятие йогой. И вот через неделю, дождливым октябрьским днем, я оставила малышку с мамой и поехала на другой конец города, в йога-клуб, куда ходила моя подруга Катрина. Вообще-то, она была немного тронутая, но зато у нее была потрясающая задница, поэтому я и подумала: какого черта!

За входной дверью меня ждала студия, вестибюль которой был декорирован в стиле «не бойтесь, мы не секта». Стены выкрашены в белый и завешаны красивыми бамбуковыми панелями; пол из золотистого дерева ничем не покрыт и вылизан до блеска; аккуратные шкафчики поджидали наши туфли. Все было белым, чистым, словно этот клуб был создан для хирургических операций — или шведов. Единственным пятнышком цвета были тибетские флажки, натянутые над дверью. Отринув свой давний принцип никогда не входить в помещения, украшенные тибетскими флажками, я сняла туфли, заплатила десять долларов бледной девушке за стойкой и вошла в зал, где уже сидели восемь — десять молодых женщин на ковриках. Хотя это было занятие для начинающих, все они выглядели уже подтянутыми, и вид у них был довольно строгий. Блестящие волосы затянуты в аккуратные хвостики. Очень йогические хвостики. Они сидели со скрещенными ногами и прямыми спинами, устремив взгляд в пространство, и выглядели так, будто в любой момент готовы предаться, ну скажем, рисованию пейзажей.

Я виновато улыбнулась. Худшая из моих привычек, от которой надеюсь избавиться годам к восьмидесяти. О да, когда мне будет лет сто, может, наконец научусь входить в комнату с таким видом, будто мне все равно. Я расстелила коврик и села на него. Меня охватила глубокая печаль, которая всегда сопровождает все мои начинания в области физической активности. Спорт мне никогда не давался, чувствую себя зрителем даже на поле в разгаре матча.

Бамбуковые ширмы просеивали свет из вестибюля, отбрасывая сетчатую тень. Чувство собственной никчемности усилилось. Я взглянула на своих безмятежных соседок и подумала: верят ли они, что просветление настигнет их здесь, в пронизанной сквозняками йога-студии в торговом центре? Глядя на этих белокожих женщин, тибетские флажки над входом и маленький алтарь в углу, я вдруг почувствовала, как все мои предубеждения по поводу йоги разом подтверждаются. Передо мной были белые женщины, озабоченные лишь удовлетворением собственных прихотей. Ни одного индуса в этом зале не было, будьте покойны.

Вошла женщина двадцати с чем-то лет и расстелила коврик напротив нас. Ее густые светлые волосы были явно подстрижены в дорогом салоне. Брови искусно выщипаны. Костюм для йоги был черным и обтягивающим. Она выглядела так, будто еще пять минут назад была инструктором по степ-аэробике. Я не удивилась бы, узнав, что зовут ее Дженнифер.

— Меня зовут Атоса, — проговорила она.