Окна кухни, как и моя кровать, выходили на запад. Солнце сюда еще не добралось. Брюс сидел за столом и держал в руках чашку кофе, которую сварил для меня. Каждый день он встречал меня с чашкой кофе. Еще не до конца проснувшись, я насыпала в миску мюсли с изюмом. Как часто бывает утром, минуты проглатывались, как мыши, ускользающие под пол, и бежали как-то незаметно.
Я огляделась. Остальные мои домашние переговаривались, я утром разговаривать не умела. Я посмотрела на часы: опаздываем! Пора… причесываться.
Я схватила щетку. Увидев это, Люси бросилась наутек. Я догнала ее в гостиной. Смирившись, со сломленным видом, она села на подлокотник кресла. Я стала продираться сквозь ее колтуны.
— Больно! — завопила она.
Люси умела составлять цветистые фразы неожиданных конструкций, используя самую богатую лексику, но, когда я ее расчесывала, ограничивалась одним лишь этим примитивным выкриком. До того как у меня появились дети, я встала бы на сторону ребенка в подобной ситуации — таким я раньше была человеком. Но сейчас ее крики были мне безразличны; я даже, пожалуй, нарочно дергала щетку сильнее. Я собрала толстые пряди в хвост. Я делала неумелые, не слишком аккуратные хвосты, и, может быть, моя собственная неаккуратность заставляла меня яростнее орудовать щеткой в попытке контролировать неуправляемую массу волос.
Иногда, расчесывая Люси, я осознавала, что сейчас закладываю в дочери отпечаток на будущее, — и теперь она всегда будет ненавидеть, когда кто-то трогает ей волосы, пытается грубо взять над ней контроль.
Она взглянула на меня.
— Ты грубая, — сказала она. — В тебе столько грубости.
Она не отводила взгляд. Мои волосы торчали во все стороны — их давно пора было постричь и покрасить. Люси не преминула обратить на это внимание:
— Мам. У тебя беспорядок в волосах. — Пауза. — У тебя на голове просто кошмар.
Она выхватила щетку, видимо научившись жестокости у меня, и стала драть мои грязные спутанные волосы. Это было невыносимо — чтобы мой собственный ребенок меня причесывал! Я закричала и отняла у нее расческу. Наши глаза встретились. Люси мне отомстила. Она посмотрела на щетку в моей руке и произнесла:
— Это орудие пытки. Теперь ты знаешь сама.
Я взглянула на нее. Я не готова была бросить расческу и поддаться ей, но в голове промелькнула мысль: почему бы и нет? Почему не позволить ей пойти в школу с растрепанными волосами? Какая к черту разница? Я тихонько забрала у нее щетку и бросила ее на диван.
Пора было бежать на остановку. Я надела пальто поверх пижамы. Выйдя на крыльцо, мы увидели солнце, выглядывающее из-за склона горы Грин-Маунтин. Я отстала на несколько шагов, глядя, как моя дочь шагает по дороге к школьному автобусу. Брюс и Уилли шли во главе процессии — очень высокий и очень маленький человечек, зрительное несоответствие. Моя дочь была высокой и шла прямо, уверенно встряхивая кудрявым спутанным хвостом. У моей дочери было всё то, чего никогда не было у меня в детстве: прямая осанка, красота, искренность. И все равно я пыталась сделать ее более совершенной, аккуратной, «приличной». Менее реальной и более правильной.
Но что, если применить идею о противовесе, подкинутую нам Сейдел, здесь и сейчас? Что, если не вести себя так, будто у меня есть цель, а взять и поступить иначе? Перестать заморачиваться, пытаясь всё сделать идеально. Поймав себя на этой мысли, я чуть не споткнулась.
На остановке я поцеловала детей, приобняв Люси особенно крепко. Позднее на той неделе я отправилась на занятие в йога-студию, куда ходила редко. Это был один из «йога-супермаркетов», сеть с филиалами в нескольких штатах. Это создавало странную динамику: занимаясь там, я действительно чувствовала себя винтиком в гигантском механизме йога-индустрии. Большие, вылизанные до блеска и безликие залы кишели студентками университета Колорадо, повсюду вам предлагали корпоративные товары и, что ужасно раздражало, полотенца за немаленькую арендную плату. В каком-то извращенном смысле студию можно было охарактеризовать одним словом: чистота. Если йога — выход за пределы своего «я», то это место действительно заставляло вас ощутить максимальную обезличенность. Только вот везде были зеркала. Они не давали забыть о том, кто вы все-таки такие.
Но увы, это было единственное занятие, куда я в тот день успела. На йога-фабрике проходили до двадцати классов в день. Йога-фабрика была «сникерсом» йогического мира: всегда под рукой, заменяет полноценный обед.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу