Марио Льоса: Поединок

Во время поединка оба потеряли плащи — те валялись чуть в стороне, похожие на камень со множеством трещин. «Пошли», — сказал Леон. Но снова нам пришлось остаться на месте: Хусто с трудом поднимался с земли, всем телом опираясь на правую руку, прикрывая голову левой, как будто отгоняя от себя ужасное видение. Когда он наконец встал на ноги, Хромой отступил на несколько шагов. Хусто шатало из стороны в сторону. От так и не отнимал руки от лица. Мы услышали хорошо знакомый голос, но сейчас узнать его было почти невозможно.

— Хулиан, — крикнул Хромой, — скажи ему, пусть сдается!

Я обернулся к Леонидасу, но взгляд мой остановился на лице Леона: оно было ужасно; он не отрываясь следил за схваткой. Два тела снова слились в одно. Слова Хромого только подхлестнули Хусто: за ту секунду, что я отвлекся от боя, он отнял руку от лица и бросился на врага, видимо черпая последние силы в своей боли, в горечи поражения. Хромой с легкостью отразил этот бесполезный, трагический выпад и снова отскочил назад.

— Дон Леонидас— крикнул он с яростью и мольбой. — Скажите ему, пусть сдается!

— Молчи и дерись— тут же прорычал в ответ Леонидас.

Хусто снова шел в атаку, но все мы, а особенно старый Леонидас, видевший в своей жизни много боев, понимали, что все уже бессмысленно, что в руке Хусто не было силы, даже чтобы оцарапать кожу Хромого. С тоской, что рождается где-то глубоко, поднимается вверх, иссушая глотку, затуманивая взгляд, смотрели мы на то, как они двигаются, словно в замедленной съемке, а потом общий силуэт еще раз распался надвое: один из двоих с сухим шумом рухнул на песок.

Когда мы добежали до Хусто, Хромой уже добрался до своих. Они уходили молча, все вместе. Я прижался лицом к груди Хусто, не обращая внимания на то, что мои шея и плечо окунулись во что-то горячее и влажное. Я ощупывал его живот и спину в прорехах одежды, иногда моя рука погружалась в его тело, слабое, влажное, как обломок кораблекрушения. Брисеньо и Леон сняли пиджаки, осторожно обернули тело, приподняли его за руки и за ноги. Я поднял плащ Леонидаса и закрыл им лицо Хусто, на ощупь, не глядя. Потом мы втроем встали с двух сторон, как у гроба, подняли тело себе на плечи и пошли, выравнивая шаг, по направлению к тропинке, что вела вверх от реки, к городу.

— Не плачьте, старина, — сказал Леон. — Ваш сын — самый смелый из всех, кого я знаю. Правду вам говорю.

Леонидас не ответил. Он шел позади меня, и я не мог его видеть.

Когда мы поравнялись с первыми домами проспекта Кастильи, я спросил:

— Отнести его к вам, сеньор Леонидас?

— Да, — сказал старик поспешно, так, как будто и не слышал моих слов.

проспект Кастильи — проспект в южной части Лимы. Назван в честь Рамона Кастильи (1796-1867), перуанского военного и государственного деятеля, участника Войны за незаисимость. Был президентом Перу в 1845-1851 и 1854-1862 годах.